Леонид обязательно умрет
Шрифт:
– Позвольте! – властно осекла молодого Чигирь. – Вы нас здесь учить будете!
– Не грех и поучиться! – не побоялся нападения Бехтерев.
Его лишь недавно назначили в экспертную комиссию, и он еще готов был активно включаться в работу. К тому же фамилия обязывала.
– Да как вы смеете! – прошипела Будёна Матвеевна. – Меня, члена партии…
– Я тоже член партии! – не сдавался Бехтерев. – Наша с вами партийность к психиатрии не относится!
С этим выводом многие готовы были согласиться, но лишь на Страшном
– А я еще и доктор наук, позвольте заметить! – продолжил молодой психиатр. – Так сказать, с вашего позволения, специалист!
– Он что, – оборотилась ко всем Будёна, ища поддержки, – сомневается в моей компетенции?
– Наглость! – высказался профессор Абрикосов.
– Хороший мальчик! – неожиданно произнесла очкастая. Эта похвала, скорее, относилась к ее коту Шлеме, нежели к Леониду, а тем более Бехтереву, она даже испугалась того, что сказала вслух, но отступать было поздно. Не объяснять же про кота. – Поддержу молодого коллегу! Здоровый мальчик!
Еще трое, самых индифферентных в комиссии, высказались настолько обтекаемо, что даже мыльный пузырь бы позавидовал такому изяществу оказаться ни при чем если что.
– Так, по-вашему, я не компетентна?!! – грозно рыкнула Чигирь.
– Вы не то что не компетентны! – презрительно улыбнулся психиатр Бехтерев. – Вы, товарищ, в нашем деле – никто!
Профессор Абрикосов про себя поставил крест на дальнейшей карьере молодого коллеги.
Будёна глядела на наглеца, придумывая ему особо мучительный конец.
Но пока Бехтерев был на коне и продолжал несколько высокомерно:
– Может быть, вы опровергнете меня и расскажете досточтимой комиссии, что такое шизофрения, каких видов она существует и как определяется этот недуг?.. Или про лоботомию нам расскажете?.. Вы что-нибудь вообще знаете про психиатрию?!.
Лицо Будёны походило на протухший помидор. Но она умела брать себя в руки, зная наверняка, что самая сладкая месть та, которая оттянута во временах, когда тот, кому мстишь, даже не предполагает, за что с ним происходит ужасное!.. Она потерпела поражение лишь в бою местного значения, но готова побеждать в решающем сражении. Самое главное – дождаться его!
– Есть еще мнения? – спросила загробным голосом.
Последним было короткое выступление главного психиатра больницы профессора Паничкина. Суть доклада заключалась в том, что шизофрению можно трактовать по-разному, что конечно же никто не сомневается в компетентности товарища Чигирь, но здесь случай изначально непростой, сращенный с провокацией завхоза Берегиводы, а потому так тяжело разобраться во всем, что касается диагноза Северцева. Он, профессор Паничкин, рекомендует комиссии направить мальчика в обычный сиротский интернат под его ответственность…
– А о завхозе Берегиводе мною сообщено в компетентные органы! Там уже принимаются меры!..
Далее состоялось открытое голосование по персоне Леонида Павловича Северцева 1964 года рождения.
Защитники и противники поделились поровну, хотя такого не должно было случиться, так как членов комиссии изначально было нечетное количество.
Докторша в роговых очках, а теперь на нее были устремлены все взоры психиатров и общественности, в момент голосования находилась в своих фантазиях до той степени отстраненности, что ее пришлось окликать трижды.
– Сударыня! – похлопал в ладоши профессор Абрикосов. – Сударыня, нам нужно ваше мнение! Голос!
Она вернулась из мечтаний чуть пришибленной, поскольку не знала, как прошло голосование. Приходить в себя пришлось быстренько – ее головку со слегка оттопыренными ушками буравили взгляды коллег, ожидая развязки сегодняшнего рабочего дня. Хотела было гавкнуть на команду «Голос!»…
– Так вы «за» или «против»? – нажала Будёна Матвеевна. – У вас, товарищ, было сегодня два мнения!.. Или воздержитесь?
Очкастая – не дура, поняла, что голоса разделились поровну и сейчас все зависело от нее. Это было самым плохим, что могло случиться. Проголосуй она за освобождение мальчика, и ей грозят козни партаппаратчицы. Возьми сторону приспособленцев, врачи-коллеги, истинные психиатры, более никогда не будут принимать ее всерьез… А поставила ее на край лишь секунда забытья. Мгновение выпадения из реальности! Подними она руку в синхрон, неважно «за» или «против», все было бы в порядке! А сейчас приходится выносить приговор одной. А если воздержаться?..
– Нуте-с, милочка! – торопил профессор Абрикосов. – Где ваш голос?
– Вы нас задерживаете, – давила Чигирь.
– Будьте принципиальны, в конце концов! – воззвал Бехтерев.
А она всегда гадала – этот молодой перспективный, родственник того Бехтерева?..
Здесь что-то сработало на уровне подсознательного, и очкастая вынесла вердикт, вознесши руку выше головы:
– Я – «за»!
– Что– «за»! – окончательно обозлилась Будёна Матвеевна. – За диагноз или за здоров?!
Докторица еще раз крутанула шейкой, встретила серые глаза Бехтерева, подумала, что он почти так же очарователен, как и ее котик Шлема, а потому произнесла вслух.
– Здоров!
Здесь заседавшие сорвались с мест, стремясь к выходу. Они мигом забыли сегодняшний рабочий день, перестали быть общественностью и врачами, превратившись в милых обывателей, стремящихся поспеть поскорее втиснуться в очереди продуктовых магазинов и, закупившись к ужину, очутиться в своих уютных квартирках с человеческой жизнью внутри.
Очкастую провожал до метро молодой Бехтерев, рассказывая докторице что-то про принципиальность, а она не слушала его, удивляясь, что у родственника классика нет даже старенького автомобиля… Почему ей показалось, что он такой же милый, как Шлема?.. Вовсе нет!.. Все-таки надо было гавкнуть!..