Леонид Шебаршин. Судьба и трагедия последнего руководителя советской разведки
Шрифт:
Важно, чтобы человек, находящийся под прикрытием, с неизменным уважением относился к «чистым» сотрудникам (не связанным с разведкой), не жалел времени и сил для того, чтобы помогать им. Это всегда приятно окружающим и окупается сторицей.
Никоим образом нельзя вмешиваться в дела посольства и пытаться наводить в них свой порядок — разведчик находится за рубежом не для этого. Посол должен быть уверен, что резидентура помогает ему или, по меньшей мере, не мешает его работе.
Наконец, ни при каких обстоятельствах — ни в служебной обстановке, ни в дружеской компании офицер разведки не должен даже намекать на свой особый статус. Такой искус чаще всего испытывают люди молодые и неопытные, забывая, что скромность и неприметность — важнейшие
Конечно же от других сотрудников посольства скрыть полностью свою принадлежность к ведомству разведки человеку бывает просто невозможно. Ведь приходится работать с ними на очень ограниченной территории, по сути дела, на «пятачке», где друг о друге знают всё или почти всё. Или делают вид, что не знают. К тому же в старом здании советского посольства в Карачи, в самых его недрах, в комнатах, расположенных под самой крышей, размешалась резидентура. Вели туда скрипучие деревянные лестницы, по которым трудно подняться наверх и остаться незамеченным или неуслышанным. Обычным дипломатам делать там было нечего, следовательно, догадаться о характере занятий тех, кто бывает «на чердаке», не составляло особого труда.
Работа под прикрытием означала для Леонида Владимировича, что у него в Пакистане — два непосредственных начальника. В посольстве его определили во внутриполитическую группу, которая работала под руководством посольского советника В. Ф. Стукалина. «Виктор Фёдорович, — писал позднее Шебаршин, — новичок в мидовской системе, он взят на дипломатическую работу из партийного аппарата и распределён в Пакистан по окончании Высшей дипломатической школы. Это не первый кадровый партийный работник, с которым к тому времени мне пришлось познакомиться. Виктор Фёдорович мне сразу понравился. У него живой ум, располагающая спокойная манера держаться, искреннее стремление разобраться в море сложных пакистанских проблем…»
Ну а поскольку Стукалин был благожелателен к подчинённым, старался во всём помогать Шебаршину, то очень скоро Леонид Владимирович сблизился с ним. Как часто бывает в таких случаях, разница в возрасте (Стукалин был на десять лет старше) не замечалась и не влияла на их дружеские отношения.
…Виктор Фёдорович спустя почти полвека после работы в Пакистане считает, что Шебаршин тогда заметно выделялся среди других сотрудников внешнеполитической группы своей эрудицией и подготовкой. Он прекрасно знал английский и урду, свободно общался на фарси и французском, был очень начитанным человеком. При этом английским языком он владел так хорошо, что составлял документы в пакистанский МИД, сам редактировал и перепечатывал их на машинке. Это обычно поручалось только специалистам очень высокого класса.
Конечно, руководителю всегда импонируют такие качества людей, работающих под его началом, как дисциплинированность, собранность, исполнительность. Но Леонид Владимирович наряду с этими свойствами обладал ещё одним неоспоримым достоинством: он был очень внимательным человеком, например, никогда не перебивал своего собеседника, всегда выслушивал его до конца. (Была у него такая манера — слушать человека, немного склонив голову набок.)
Приходилось Виктору Фёдоровичу оказывать Шебаршину и содействие в решении вопросов сугубо оперативного характера. Как-то у главы Пакистана Айюб-хана состоялось большое совещание руководителей дипломатических миссий ряда стран, на котором с нашей стороны участвовал посол А. Е. Нестеренко. После этого Шебаршин получил распоряжение достать магнитную плёнку с записью всех выступлений участников этого совещания.
В тот же день Шебаршин обратился за помощью к Стукалину — ему было нужно любой ценой проникнуть в МИД Пакистана.
Стукалин начал ломать голову, как же это лучше сделать. Следовало найти такой повод, чтобы он был и не очень серьёзным (ведь по серьёзным поводам в МИД обычно ходит посол, в крайнем случае — советник-посланник, замещающий его) и одновременно не вызывал никаких подозрений у пакистанской стороны.
В МИДе у Стукалина был хороший знакомый по имени Бхати — он заведовал отделом, ведавшим вопросами отношений с СССР, а раньше работал в Москве. В то время Бхати занимал в министерстве солидную должность и готовился к очередному назначению на работу за границей.
Стукалин позвонил ему и попросился к нему на приём вместе с переводчиком. Как и ожидалось, Бхати отозвался приветливо, назначил день и время встречи. Посетителей — Стукалина и Шебаршина — он принял довольно тепло, беседа протекала неторопливо, за чаем и восточными сладостями.
После обмена взаимными любезностями Стукалин перешёл к теме, которая якобы и стала причиной его визита в МИД. По его мнению, на фоне заметного потепления отношений между СССР и Пакистаном вызывает недоумение демонстрация на экранах кинотеатров Пакистана художественного фильма «Из России с любовью», в котором чересчур много выпадов против Советского Союза. Бхати пообещал переговорить на эту тему с министром и сообщить Стукал и ну о результатах беседы.
Добавим, что во время нахождения в здании МИДа Шебаршину удалось заполучить интересующую его плёнку…
По свидетельству Стукалина, очень хорошо относился к Шебаршину и посол — Алексей Ефимович Нестеренко. Кстати, именно он помог Шебаршину обзавестись и своим транспортом, точнее сказать — средством передвижения. По распоряжению Нестеренко представительство ССОДа (Союза советских обществ дружбы) в Пакистане передало ему во временное пользование старенький «москвич», который очень здорово помогал в работе, насыщенной всевозможными встречами за пределами посольства. Правда, теперь каждое утро Леониду Владимировичу приходилось заливать воду в прохудившийся радиатор, но жизнь его в Карачи, где температура нередко зашкаливала за пятьдесят, значительно облегчилась. «В отличие от прошлых лет, — записал он в своём дневнике, — мне уже не приходится пользоваться ни ужасным местным такси, ни ещё более ужасным моторикшей — трёхколесным мотоциклом с задним сиденьем на двоих и пластмассовой крышей над головой. После пятнадцатиминутной поездки по летнему Карачи пассажир выглядит так, будто бы его полили из шланга»…
Как о человеке необыкновенном рассказывал Леонид Владимирович о своём основном начальнике — резиденте советской разведки. На первых порах его очень удивляло, что у того на рабочем столе постоянно лежала Библия, которую, судя по всему, он хорошо знал и при случае цитировал. Резидент не брал в рот спиртного. Это тоже, как говорил Шебаршин, не укладывалось в привычные рамки, в некоторой степени даже противоречило существующим традициям. Говорил он несколько старомодным языком, очень грамотными, складными и выразительными фразами, никогда не опускался до ругани в отличие, скажем, от некоторых руководителей и сотрудников Центра. Но главное заключалось в том, что резидент доброжелательно и терпеливо выслушивал своих работников, вникал во все детали многочисленных дел, помогал им разобраться в сложных ситуациях и учил не отчаиваться от неудач. «Будет день, будет пища» — это была одна из его любимых поговорок. Казалось бы, простые, даже заезженные слова. Но произнесённые спокойным и уверенным тоном, они всегда успокаивали и подбадривали людей.
К сожалению, в начале 1966 года резидент был заменён. Его сменщик считался ветераном разведки и когда-то, как говорили, неплохо работал. Но, вспоминал Шебаршин, в это трудно было поверить. Нельзя сказать, что у него не было положительных качеств — он заботился о своих подчинённых и всячески опекал их. Однако, по словам Шебаршина, «получить что-либо полезное от этого руководителя мало-мальски опытный работник не мог. Сосредоточиться на мысли, оценить информацию, грамотно сформулировать задание тот был не в состоянии… Резидент питал неодолимую тягу к спиртному, пил в любое время суток, быстро хмелел и во хмелю нёс околесицу, густо пересыпанную матом. Не уверен, что… он прочитал хотя бы одну книгу.