Леопард охотится в темноте
Шрифт:
– Отличное место для одного из ваших лагерей, – сказал Питер Фунгабера и показал на огромные кучи слонового навоза на белом песке.
– Превосходный вид.
– Да, мог бы таким оказаться, – согласился Питер. – Слишком жаль упускать за такую цену. Прибыль может составить несколько миллионов.
– Для доброго африканского социалиста ты говоришь как мерзкий капиталист, – мрачно произнес Крейг.
Питер усмехнулся:
– Говорят, социализм – идеальная философия, если ее оплачивают капиталисты.
Крейг резко поднял взгляд и впервые заметил в глазах Питера Фунгаберы огонек старой доброй европейской алчности. Оба помолчали, наблюдая, как Сэлли-Энн пытается найти самую выгодную композицию из деревьев, скал, воды и неба.
– Крейг, – произнес Питер, очевидно, приняв решение, – если я договорюсь о коммерческом обеспечении, необходимом для Всемирного банка, я рассчитываю получить долю акций «Ролендс».
– Полагаю, ты имеешь на это право. – Крейг почувствовал, как загорелся огонек надежды, и вдруг услышал голос Сэлли-Энн:
– Уже темнеет, а до Хараре лететь два с половиной часа.
На базе Нью Сарум Питер Фунгабера пожал им обоим руки.
– Надеюсь, у вас получатся превосходные фотографии, – сказал он Сэлли-Энн и повернулся к Крейгу. – Ты остановился в «Мономотапе»? Свяжусь с тобой в ближайшие три дня.
Он сел в армейский джип, кивнул водителю и махнул им стеком на прощание.
– У вас есть машина? – спросил Крейг, а когда Сэлли-Энн покачала головой, добавил: – Не могу обещать, что вожу машину так же хорошо, как вы летаете. Хотите рискнуть?
Она снимала квартиру в старом квартале напротив Резиденции губернатора. Он подъехал к входу.
– Может быть, поужинаем?
– Крейг, у меня так много работы.
– Очень быстро, обещаю в качестве заключения мира. Доставлю вас домой к десяти. – Он театральным жестом перекрестился, и Сэлли-Энн смилостивилась.
– О’кей, в семь часов здесь, – сказала она, и Крейг проводил ее взглядом, пока она не скрылась в подъезде. Походка была быстрой и совершенно деловой, а движения ягодиц в синих джинсах совершенно фривольными.
Сэлли-Энн предложила поужинать в мясном ресторане, где ее, как королевскую особу, приветствовал огромный бородатый владелец и где подавали лучшую говядину, которую Крейг когда-либо пробовал – мягкую, нежную и сочную. Они пили каберне с мыса Доброй Надежды, и разговор, после несколько натянутого начала, становился более свободным.
– Все было не так уж плохо, пока я работала техническим помощником в «Кодаке», а когда меня стали приглашать в экспедиции в качестве фотографа и я стала устраивать выставки, он не мог этого вынести. Первый мужчина, приревновавший меня к «Никону».
– Долго вы были женаты?
– Два года.
– Детей нет?
– Слава Богу, нет. – Она ела так же, как ходила – быстро, аккуратно и без лишних движений, правда, с явным удовольствием. Поужинав, она взглянула на свой золотой «Ролекс».
– Вы обещали отвезти меня домой к десяти, – сказала она и, несмотря на его отчаянные протесты, скрупулезно разделила счет и оплатила половину.
Когда он остановился у ее дома, она очень серьезно посмотрела на него и спросила:
– Кофе?
– С огромным удовольствием. – Он начал открывать дверь, но она его остановила:
– Договоримся сразу. Кофе – растворимый «Нескафе», и никакой гимнастики, ничего больше, о’кей?
– О’кей, – согласился он.
– Тогда пошли.
В квартире он увидел портативный магнитофон, обитые парусиной подушки и односпальную складную кровать, на который был аккуратно расстелен ее спальный мешок. Пол, если не считать подушек, был голым, но отполированным, на стенах висели ее фотографии. Он принялся их рассматривать, пока она приготавливала кофе на крохотной кухне.
– Если нужна ванна, – крикнула она, – она здесь, только будьте крайне осторожны!
Он оказался скорее в темной комнате, чем в ванной. Душевая кабина была закрыта светонепроницаемой накидкой на молнии, а там, где у большинства женщин лежали мыло и туалетные принадлежности, он увидел баночки с химическими реактивами и пачки фотобумаги.
Они устроились на подушках, стали пить кофе, слушать Пятую симфонию Бетховена и говорить об Африке. Один или два раза она процитировала его книгу, то есть явно внимательно ее изучила.
– Мне завтра рано вставать… – Она взяла у Крейга пустую чашку. – Спокойной ночи, Крейг.
– Когда мы снова увидимся?
– Не знаю точно. Рано утром я вылетаю в горный район, не знаю, надолго ли. – Она увидела выражение его лица и смягчилась. – Могу позвонить в «Моно», когда вернусь, если вы хотите.
– Хочу.
– Крейг, вы начинаете мне нравиться, возможно, как друг, но роман мне не нужен. Я все еще обижена, надеюсь, мы оба это понимаем, – сказала она, пожимая ему руку на пороге квартиры.
Несмотря на ее отказ, Крейг был странно доволен собой. Он решил пока не анализировать свои чувства к ней, не пытаться определить свои намерения. Было просто приятно находиться рядом с нормальной женщиной, а не с очередной профессиональной охотницей за знаменитостями, пытающейся занести его имя в свой список. Его физическое влечение лишь усиливалось ее отказом, он уважал ее талант и ее достижения, они оба любили Африку и относились с сочувствием к жившим здесь людям.
– На сегодня хватит, – сказал он себе, припарковывая «фольксваген».
В холле его встретил помощник директора, театрально заламывавший руки.
– Мистер Меллоу, – сказал он у себя в кабинете. – Когда вас не было, меня посетили сотрудники специального отдела полиции. Я вынужден был открыть ваш личный сейф и впустить их в ваш номер.
– Черт возьми! – воскликнул Крейг. – А они имеют право так поступать?
– Вы не понимаете, они могут делать все, что захотят, – поспешил заверить его помощник. – Мистер Меллоу, уверяю вас, они ничего не забрали из сейфа.