Лепестки фиалки
Шрифт:
– И со сломанной костью, – добавил он.
– Ах, бедняжка!
– Не ее сломанной костью.
Вайолет попыталась сдержать смех:
– О, нет! Мне не следует…
– Можете смеяться, – сказал он.
Так она и сделала. Она рассмеялась громко и весело, и, когда она поняла, что люди смотрят на нее, ей было все равно.
Они несколько мгновений просто сидели молча, и тишина объединяла их подобно рассвету. Вайолет продолжала наблюдать за танцующими перед ней парами, каким-то внутренним чувством понимая, что если осмелится повернуться
Музыка уже подходила к концу, но когда она посмотрела вниз, то оказалось, что они оба притопывают в такт, а потом она услышала:
– Мисс Леджер, не хотите ли потанцевать?
Она повернулась и, глядя на Эдмунда, поняла, что это правда: она не может отвести взгляда. Ни от его лица, ни от той жизни, что лежала перед ней сейчас, совершенная и прекрасная, как тот черничный пирог много лет назад.
Она приняла его руку, и это было как обещание:
– Не знаю, чем бы еще мне хотелось заняться.
Где-то в Сассексе
Шесть месяцев спустя
– Куда мы едем?
Вайолет носила фамилию Бриджертон уже ровно восемь часов, и пока она ей очень нравилась.
– О, это сюрприз, – ответил Эдмунд, хищно улыбаясь ей из другого угла кареты.
Вернее, не совсем из другого: она практически сидела у него на коленях.
Вернее… теперь уже просто сидела у него на коленях.
– Я люблю тебя, – сказал он, смеясь над ее удивленным вскриком.
– Не так сильно, как я тебя.
Он одарил ее полным снисходительности взглядом:
– Это ты только думаешь, что знаешь, о чем говоришь.
Она улыбнулась. Они уже не в первый раз вели этот разговор.
– Ну ладно, – согласился он. – Ты можешь любить меня больше, но я буду любить тебя лучше. – Он немного помолчал, а потом добавил: – Не хочешь меня спросить, что это означает?
Вайолет подумала обо всех тех способах, которыми он уже ее любил. Они все-таки не предвосхитили брачные клятвы, но их отношения не были целомудренными в полном смысле этого слова.
Она решила, что лучше не спрашивать.
– Просто скажи мне, куда мы едем? – спросила она вместо этого.
Он рассмеялся и обнял ее рукой за талию.
– На медовый месяц, – прошептал он, и его слова отозвались сладостным теплом на ее коже.
– Но куда?
– В свое время все узнаете, моя дорогая миссис Бриджертон. Все в свое время.
Вайолет хотела было переместиться обратно на свою половину кареты. Это считалось, напомнила она себе, достойным поведением, но муж не позволил и твердой рукой пресек ее попытку.
– Куда это ты собралась? – прорычал он.
– В том-то и дело, что не знаю!
В ответ Эдмунд лишь громко, искренне и невероятно тепло рассмеялся. Он сам был так счастлив и делал счастливой ее. Ее мать заявила,
Он был ее второй половинкой, чашей, в которой ей суждено было удобно устроиться. В ее мечтах они должны были провести вместе молодость, а потом вместе состариться. Держаться за руки, уехать в деревню и нарожать много-много детишек.
И ее дети не были бы одинокими. Она хотела много детей. Целую кучу. Хотела шума, смеха и всего того, что Эдмунд заставлял ее чувствовать: упоение свежим воздухом, вкус клубничных тарталеток и…
Ну и периодически наведываться в Лондон. Она была не настолько провинциальна, чтобы не желать носить платья, сотворенные мадам Ламонтань. И конечно, она не могла провести целый год без похода в оперу. Но помимо этого – нескольких званых вечеров, поскольку она любила общество – она хотела быть матерью.
Вайолет страстно мечтала об этом.
Однако она не осознавала, насколько отчаянно этого желает, пока не встретила Эдмунда. Словно что-то внутри нее сдерживалось, не давая ей хотеть детей, пока она не найдет того единственного мужчину, которого сможет представить в роли их отца.
– Мы почти приехали, – сказал он, выглянув в окно.
– И это…?
Карета уже замедлила ход, и, когда она остановилась, Эдмунд с понимающей ухмылкой посмотрел на молодую жену:
– Это… здесь, – закончил он за нее.
Когда дверца распахнулась, он спустился вниз и протянул ей руку. Вайолет спускалась осторожно, поскольку не хотела в буквальном смысле упасть лицом в грязь в свою первую брачную ночь. Оказавшись на земле, она огляделась.
– «Заяц и гончие»? – непонимающе переспросила она.
– Они самые, – горделиво произнес он, словно по всей Англии не была разбросана сотня гостиниц, которые выглядели точно так же.
Она несколько раз моргнула.
– Гостиница?
– Именно. – Он наклонился к ней и заговорщически шепнул ей в ухо: – Ты, наверное, недоумеваешь, почему я выбрал это место.
– Ну… да. – Не то чтобы с гостиницей было что-то не так. Она определенно выглядела опрятной снаружи, и если Эдмунд привез ее сюда, то наверняка она должна быть чистой и уютной.
– В этом-то и дело, – сказал он, поднося ее руку к губам. – Если мы поедем домой, мне придется представлять тебя всем слугам. Их, конечно, всего шестеро, но все равно… Их чувства будут сильно задеты, если мы не окажем им должного внимания.
– Конечно, – согласилась Вайолет, все еще немного робея перед тем фактом, что скоро станет хозяйкой собственного дома. Не далее как месяц назад отец Эдмунда подарил ему уютное маленькое поместье. И хоть оно и было небольшим, но принадлежало только им.