Лепестки камелии
Шрифт:
— Господин, желаете прислать его в подарок? — наклонился ко мне Ванхи. — Но для императрицы он слишком дёшев…
Я хотела его себе, но понимала, что нельзя. Я же принц, мне нужен образ несгибаемого… клинка, а не сладкой блондинки. Интересно, была я такой в прошлой жизни?
От шёлка пришлось отказаться. Я сунула нос в оружейные ряды, но все эти железки меня не восхищали — зато у телохранителей глаза загорелись. Только потому я прошлась там, всё изучила, заметила, у какой палатки ребята хотят задержаться, а потом заставила Ванхи купить три коротких меча. Простые на вид, но евнух сокрушался: ах, дорого! Особенно, когда я отдала мечи телохранителям.
Вместо благодарности они сказали:
— Господин, если это подкуп, то вы зря тратите время.
— Это подарок, и вы меня сейчас обидели, — ответила я, но мечи забирать, конечно, не стала.
Не спорю, мне и правда было любопытно, можно ли их подкупить. Хорошо, что нельзя — если бы у меня получилось, другие тоже бы смогли, а значит, я была бы в опасности.
На мосту через реку играл на бамбуковой флейте юноша, почти мальчик. Он сидел на широких деревянных перилах, и его лёгкие одежды гладил ветер, а рядом, внизу по воде плыли пузатые фонарики из бумаги. Это было очень красиво… Я остановилась и долго смотрела, чувствуя блаженный покой. В кои-то веки мне было хорошо.
А потом в мелодию флейты ворвался барабан, и волшебство как рукой сняло.
— Актёры, господин, на торговой площади, — скривился Ванхи. — Вам вряд ли понравится, они слишком просты…
— Откуда тебе знать, что мне нравится, а что нет, — огрызнулась я и направилась на звук к той самой площади.
Ванхи был прав: это действительно были уличные актёры, из музыкальных инструментов у них имелся только барабан, одежда — какие-то странные, вычурные тряпки, нелепые и грязные. И шутки ниже пояса. К тому же, такими откровенными танцы не были даже в гареме принца…
Но зрители были довольны, швыряли в них монеты, и я было собралась уйти…
Когда на площадь за верёвку выволокли ребёнка. Мальчика не старше десяти лет. Ушастого — в смысле, уши у него были звериные, треугольные и пушистые. Я сначала подумала: наконец-то нормальный грим. Но мальчик лежал, свернувшись в клубок, поджав под себя пушистый лисий хвост. А толпа радостно гудела.
Актёр, наматывавший конец верёвки на запястье, весело объявил, что смотреть на это чудо можно бесплатно, а если пнуть хотите — то только за деньги. И желающие, как ни странно, тут же нашлись.
— Это что? — оторопело выдохнула я. — Зачем бить ребёнка?
— Так это ёкай, господин, — весело откликнулся Ванхи, с любопытством наблюдавший. — Он не человек.
Значит, можно бить? Я сделала себе пометку узнать про этих «ёкаев» побольше и отпрянула, когда толпа подалась к актёру с мальчишкой.
Смотреть на это не хотелось.
И только за поворотом, у торговых рядов, до меня дошло. Ёкай или нет, он беззащитный ребёнок. А я спокойно ушла?
Можно было оправдывать себя, что там толпа, и вставать на её пути глупо. Но я вдруг поняла: я не была такой раньше. Этот чёртов дворец, змеиная яма — он делает меня чёрствой, жестокой. Теперь я буду спокойно смотреть, как убивают — и ничего не сделаю?
Он же, чёрт возьми, ребёнок. Что со мной не так?
— Ванхи, этого ёкая можно купить?
— Что? Господин, зачем?.. Нет, его хозяин вряд ли согласится…
Это я поняла, когда мы вернулись. На мальчишку наступали уже всей толпой, и меня от одного их вида пробрало, а уж каково ребёнку…
Оказалось, принц умет кричать. Громко, приказным тоном. Когда я заслоняла мальчишку, то и не знала, что так важно получится объявить:
— Не сметь!
Толпа замерла, а потом перед ней ощетинились клинками все десять моих телохранителей.
— Господин, что это вы такое делаете? — поинтересовался актёр, наверное, хозяин мальчишки. Он глотал окончания, странно шепелявил и, о боги, вонял…
— Хочу купить это у тебя, — я кивнула на съёжившегося ребёнка.
Актёр действительно отказался, как и предсказывал Ванхи. Грубо отказался, думаю, принцу такие слова говорить вообще-то нельзя.
Но я не обиделась. Я сказала:
— Уверен?
И выхватила у Ванхи кошелёк. Вытряхнула золотые слитки, показала один:
— Хочешь?
Глаза у актёра жадно заблестели. Я улыбнулась.
— Тогда лови.
И швырнула слитки через толпу, к торговым рядам.
Как все за ними кинулись! Кричали, давили друг друга, падали, ругались… Я схватила мальчишку, бросила на плечо — он лёгкий совсем был, тонкий, как тростинка. Схватила — и побежала в другую от толпы сторону.
По дороге мальчик превратился в лисёнка, тяпнул меня за плечо и попытался удрать, но запутался в верёвке и чуть не задохнулся.
— Он хоть не ядовитый? — спросила я Ванхи уже в бамбуковой роще.
Светила яркая луна, и тонкие стволы деревьев казались иглами, не отбрасывающими тени. Странная, сюрреалистичная картина. Одно могу сказать: бамбук красиво смотрится только на картинке. В живую он странный… Как и всё тут.
Это действительно странно, когда дерево почти совсем без веток. Не назовёшь же эти тонкие отростки с тщедушными листьями ветвями!
— Нет, господин, — утешил Ванхи, перевязывая мне плечо.
— Его надо убить, — добавил кто-то из телохранителей. Конечно, все десять были тут как тут.
— Ещё чего, — огрызнулась я. — Зачем тогда было его спасать?
«Действительно, зачем?» — читалось на лицах моих спутников. Ну да…
— Император даст за него дворец… — протянул один из телохранителей. Чёрт, давно пора узнать их имена.
— Зачем мне дворец? И почему даст?
— Как же, господин, это же белый кицунэ, — ответили мне. — Царский род.
Лисёнок в ответ оскалился. Он всё ещё возился с верёвкой и подходить к нему я, если честно, боялась.
— Убить его — и ладно, — процедил кто-то.