Лепестки на ветру
Шрифт:
После ухода четы Росси граф, обращаясь к Мегги и Рейфу, вежливо сказал:
— Мне жаль, что вы оказались свидетелями столь некрасивой сцены. Я слышал, будто Пруссия придерживается в переговорах жесткой линии, но чтобы настолько жесткой…
— Боюсь, это только вершина айсберга — спор о предметах искусства всего лишь выражение общего состояния дел в переговорах.
— Ситуация весьма сложная, — согласился Варенн. — Вы наверняка знаете о разладе в королевском правительстве. Боюсь, Ришелье недостаточно силен, чтобы поддерживать порядок.
Варенн тряхнул головой, словно стараясь развеять мрачное настроение, и, улыбнувшись, сказал:
— Не стоило мне говорить о подобных вещах при даме.
Вероятно, он считал ее слишком ветреной, чтобы интересоваться политикой. Ну что же, чем глупее будет она выглядеть в его глазах, тем лучше. Хлопая ресницами, Мегги протянула:
— О да… Все это так тягостно… Мне казалось, что с окончанием войн заканчиваются и проблемы.
— Не все так просто, — сказал Варенн, и темные глаза его иронично блеснули, — я жду не дождусь того часа, когда смогу посвятить себя восстановлению поместья, но ждать мне, по всей видимости, придется еще долго.
— Ваше поместье далеко от Парижа? — спросила Мегги, хотя ответ был ей известен заранее.
— Нет, рядом. Недалеко от дома императора в Мальмезоне[19]. Шантель — один из самых прекрасных средневековых замков Франции.
— Как романтично! — воскликнула Мегги.
— Да, — согласился граф, одарив даму улыбкой, какую можно было бы отнести к разряду обворожительных, если бы не расчетливый прищур глаз. — Буду счастлив показать его вам. Как насчет следующей недели?
Мегги обдумывала ответ, когда Рейф, мягко положив ей руку на талию, улыбаясь, сказал:
— Пожалуй, на следующей неделе не получится. В ближайшем будущем графиня и я будем очень заняты.
По-видимому, удивившись собственническому чувству Рейфа, Варенн, целуя руку очаровательной графине Янош, сказал:
— Монсеньор, вы с графиней всегда будете моими желанными гостями.
С этими словами граф растворился в колышущейся массе разгневанных парижан. Мегги посмотрела ему вслед с тревожным чувством. Варенн вел себя так, словно флиртовал с ней, и вместе с тем Мегги была уверена в том, что она едва ли интересует графа как женщина. Ее размышления прервал приказ спутника:
— Пора уходить, графиня. Толпа становится неуправляемой.
Слова Рейфа разбудили всегда дремавший в ней инстинктивный страх перед толпой. К счастью, Рейф был рядом. С ним всегда при любом скоплении народа она чувствовала себя спокойно. Встречный сто раз подумает, прежде чем задеть его плечом, и дело не столько в богатстве или титуле, сколько в той аристократической отчужденности, которая преграждает путь любой фамильярности.
Миновав запруженную народом площадь, они сели в нанятый Рейфом экипаж, который должен был доставить их на бульвар Капуцинов.
— Сейчас, когда имел счастье видеть всех троих подозреваемых вместе, — начал разговор Рейф, оказавшись в спасительном уединении кэба, — я все равно не могу сказать, кто из них виновен, а кто — нет. У тебя есть какие-нибудь соображения?
Мегги нахмурилась, оживляя в памяти эпизод противостояния в галерее.
— Я много думала над этим, и не только сегодня. Полковник Ференбах терпеть не может французов и упивается их унижением. Как мне кажется, сам он не станет организовывать заговор, но использовать его вполне могли.
— А что ты скажешь о Росси?
— Он действует с необычной прямотой, — протянула Мегги. — Глядя на него в Лувре, я подумала было, что генерал сейчас возглавит толпу обывателей и поведет ее на пруссаков.
— Едва ли он стал бы так рисковать, принимая во внимание то, что с ним была жена.
— Да, это его и остановило, — согласилась Мегги. — И вообще он, человек неглупый, понимал, что, выдворив из музея пруссаков, ничего не добьется. Но Росси — настоящий воин, и я видела, как трудно было ему подчиниться обстоятельствам. Боюсь, что он не создан для темных дел. Тот, кто решил бы вовлечь его в заговор, должен был сто раз подумать: неосторожным словом или действием Росси мог бы провалить все дело.
— А как насчет Варенна с его столь романтичным замком? — спросил Рейф с сардонической усмешкой в голосе.
Мегги не могла сдержать улыбки. Нашел к кому ревновать!
— С ним я бы постаралась никогда не иметь дел. Граф столь двуличен, что сразу и не поймешь: то ли он замешан в заговоре, то ли ведет себя так потому, что по-другому не умеет.
Игнорируя ее легкий тон, Рейф мрачно заметил:
— Я чувствую, что тучи сгущаются. Об одном прошу Бога, чтобы он указал нам, откуда ждать ветра.
— Знать — еще не значит предотвратить, — ответила Мегги с выстраданной мудростью. — Не знание спасает в бурю, а гибкость. Те, что не умеют гнуться, ломаются.
— Это в мой огород камень? — спросил Рейф, приподняв темную бровь. — Вспомни, как цветы наклоняются перед бурей. Но, увы, это не спасает: ветер или рвет их с корнем, или обрывает лепестки.
— Не стоит увлекаться аналогиями, ваша честь, — сухо заметила Мегги. — Кто-то может сравнить меня с розой в лучшую пору цветения, но мне удалось пережить такие свирепые бури, которые вам и не снились.
Экипаж остановился возле дома Мегги. Рейф последовал за спутницей.
— Мы давно не играли в шахматы. Закончим партию? — предложила Мегги, чтобы развеять дурное настроение своего кавалера.
Игра была странной: партнеры проявляли поразительную беззаботность.
После очередной глупости со стороны Мегги Рейф объявил шах.
Черный слон угрожал белому королю. Чтобы спастись от шаха, Мегги пошла конем так, что он преградил дорогу черному слону. Если бы Рейф взял коня, она бы съела его слона, восстановив таким образом баланс сил, да и король был бы в безопасности.