Лепестки на ветру
Шрифт:
Только бы пистолет был заряжен…
Пистолет дернулся в его руке от отдачи, и время замедлило свой бег.
Рейф мог бы поклясться, что видел, как пуля просверливает воздух, вращаясь на лету… долго-долго, пока наконец не достигла цели, вонзившись Лемерсье между глаз. Похоть на лице француза сменилась удивлением, шоком…
Потом в разные стороны брызнули кровь и осколки кости, выбитые пулей. Капитан осел и повалился на руки своим соратникам. С потерей предводителя толпа сникла, разом растеряв весь энтузиазм.
Рейф не стал тратить времени на пустое созерцание. Вновь подхватив Мегги, он по боковым аллейкам, окружающим площадь, свернул направо, затем налево, решившись передохнуть только минут через пять. Погони не было. Рейф мог бы сказать со всей откровенностью, что ни одной унции Мегги он не счел бы лишней и хотел бы ее всю, до последнего грамма, но правда состояла и в том, то Мегги не была пушинкой, поэтому ноги Кэндовера дрожали от напряжения, а плечи горели.
Отдышавшись, он уложил ее на мостовую и послушал сердцебиение. Рейф убедился в том, что дышала она ровно и сердце билось достаточно сильно и ритмично.
Толпа на площади продолжала шуметь, но она была ему уже не опасна. Взяв Мегги на руки, Рейф пошел. На одной из улиц он поймал дрожки, приказав вознице везти его в отель «Де ля Пис».
В экипаже Рейф прижал Мегги к себе, укрыв темным плащом их обоих. Шляпа ее осталась лежать на площади, и золотые волосы все еще прикрывал черный шарф. Он развязал его, осторожно ощупал голову. По всей видимости, удар смягчила огромная копна густых волос. Рейф держал Марго, словно ребенка, согревая ее озябшее тело своим теплом. Волосы ее все еще хранили необычный аромат, аромат венгерской графини. К собственному удивлению, Рейф испытывал к Мегги больше нежности, чем страсти.
У отеля Кэндовер соскочил с экипажа, отдал вознице золотой и, не оглядываясь, понес Мегги к себе. Швейцар озадаченно посмотрел на постояльца, но воздержался от вопросов. Не принято спрашивать о чем бы то ни было герцога, даже если он несет на руках женщину в порванной одежде и без сознания.
Выразительный пинок в дверь поднял на ноги камердинера. Занося Мегги в помещение, Рейф бросил через плечо:
— Пусть консьержка разбудит горничную и пришлет ее сюда с чистой ночной рубашкой. А ты ступай за доктором. Чтобы не позднее чем через полчаса вы оба были здесь. Прихвати пистолет. Будет упрямиться, пригрози пристрелить.
Небольшой кабинет не был рассчитан на прием гостей, поэтому Рейф отнес Марго в спальню. Глядя на распростертое на белой кровати тело в черном, Рейф невесело усмехнулся. Как мечтал он увидеть ее в своей постели, но только не так, как сейчас. Бог — свидетель, не так.
Рейф зажег свечи и поставил на столик возле кровати. Бледное лицо женщины было удивительно спокойным. Рейф поправил на ее груди разорванные полы сорочки, и она даже не шелохнулась.
Горничная, зевая, вошла в спальню с белой рубашкой через плечо.
— Я покупаю у вас рубашку, — сообщил Рейф. — Разденьте эту даму, переоденьте в рубашку и приведите в порядок.
Горничная недоуменно заморгала. Обычно мужчины, приводя женщин в отель, предпочитают сами раздевать своих дам. Передернув плечами, она принялась за работу.
Рейф вышел в кабинет. Тот, кто считает его дамским угодником, повеселился бы, расскажи кто-нибудь об этой его скромности, но после всего того что пережила сегодня Мегги, остаться здесь и наблюдать, как ее раздевают, показалось ему кощунством. Через несколько минут горничная зашла доложить, что дама готова. Сонные глаза девушки едва не выскочили из орбит, когда она увидела купюру, которой с ней расплатился герцог.
Рейф вошел в спальню. Мегги, укрытая одеялом, производила впечатление спящей, и только кровоподтек на левой скуле напоминал о том, что с ней произошло. Горничная причесала Мегги, и золотой нимб лежал на подушке вокруг ее головы. Нежное кружево обрамляло вырез рубашки. Мегги могла бы сойти за школьницу с той только разницей, что у школьниц не бывает такой фигуры.
Доктор приехал быстро, слуга Рейфа умел убеждать. Врачу сообщили лишь то, что пациентка стала жертвой беспорядков, и он немедленно приступил к осмотру. Рейф мерил шагами комнату, словно тигр клетку.
После непродолжительной паузы, показавшейся Рейфу бесконечной, врач произнес:
— Молодой леди повезло. Кроме нескольких кровоподтеков и головной боли, ей ничто не грозит. Кости все целы и внутренние органы тоже.
Смерив взглядом хозяина, врач добавил:
— Может, мне и вас осмотреть? Похоже, вам не удалось избежать стычки. Рейф махнул рукой.
— Пустяки. Со мной все в порядке. По крайней мере ничего такого, что требовало бы вмешательства врача.
Теперь, когда самое худшее было позади, Рейф начал чувствовать саднящую боль от многочисленных синяков и ушибов. Однажды ему довелось испытать примерно те же ощущения, когда норовистый конь сбросил его и тащил за собой на стремени примерно с милю.
Отослав слугу спать, Рейф разжег камин, снял сюртук и ботинки, налил себе бренди и сел в кресле у кровати, вытянув перед собой длинные ноги. Он не хотел, чтобы Мегги, проснувшись, обнаружила, что находится в чужом доме среди незнакомых людей. Поэтому решил посидеть с ней, пока она не придет в сознание. Если Мегги не испытывает к нему особой приязни, то по крайней мере достаточно хорошо его знает.
Рейф потягивал бренди, надеясь растворить в вине неприятные воспоминания о размозженной пулей переносице Лемерсье. Не в силах отогнать наваждение, он думал о том, что только что убил человека. Смог бы он застрелить француза при менее драматических обстоятельствах? Действовал по наитию, не раздумывая, инстинктивно. Жестокие, однако, у него инстинкты! По крайней мере они таковы, когда дело касается Марго. Если бы у него была пушка, он превратил бы в кровавое месиво всю толпу, только бы спасти ее.
Рейф потер виски. Убийство было вызвано обстоятельствами. Окажись он вновь на той площади, выстрелил бы, не задумываясь. И в то же время лишить жизни другое человеческое существо — акт слишком серьезный, чтобы не думать о нем. Надо как-то расспросить Майкла Кеньона, прошедшего войну, привыкает ли человек убивать.
Лучше не спрашивать, если не хочешь знать ответ.
Рейф уже клевал носом, когда с постели донесся слабый стон. Мегги беспокойно задвигалась, дыхание ее сбилось, лицо конвульсивно сжалось в гримасу страха. Вдруг она закричала. Как тогда, на площади.