Лепесток красной розы
Шрифт:
Он нервно поправил волосы, уложенные гелем. Закатил глаза, так как терпеть не мог все эти прихорашивания у мужчин. Даже мой отец всегда перед гостями фигурировал со своей блестящей шевелюрой.
– Что сказать?
Дернулся, направляясь к ним, потому что дело попахивало чем-то искусно грязным. Этот мужчина в смокинге не был похож на вороватого проходимца, просто что-то в сердце подсказывало, что я должен быть рядом с ней. Нас давно связывало нечто большее, чем просто секс. Я это понял, стоило ее потерять в многолюдном городе Америки.
– Ох, не думал, что наша встреча, Ханна,
Я подошел ближе к ним и не мог не сдержаться, заприметив в его словам многозначительный отголосок:
– Мужик, ты не хочешь пойти своей дорогой?
– грубовато выговорил, испепеляя его фигуру дерзким взглядом.
– Эрик!
– предупреждающе сказала Ханна, затем повернулась к нему и попыталась натянуть миролюбивую улыбку: - Простите, этот парень должен был сам идти своей дорогой.
– Я не уйду!
– убедительно изрек, встав рядом с ней.
– Не сейчас.
– Ничего, кажется, я понимаю, почему он так себя ведет, ведь в молодости я тоже был ревнивцем до тошноты.
– Мужской взгляд изучено прошелся по моему лицу, ни один мускул не дернулся, глаза были до удивления необычными, как у моей Ханны. Такие проникновенные, мирные, волна на дне зрачком бьется об берега, навевая спокойствие. Только сейчас вблизи заметил, насколько черты лица заостренные, аккуратные, без глубоких морщин и чем-то похожие на… - Вы красивая пара.
– Мы не…
– Спасибо, - достаточно громко и убедительно перебил Ханну и, положив руку на ее талию, притянул к себе вплотную. От одного касания ее тела к моему тепло молнией ударил в самый низ живота, прошелся по нервным окончаниям и дошел до самого щекотливого кончика, заставляя моего друга подорваться. Вечно она действует на меня опасно.
– И простите, что нагрубил. Нервы ни к черту.
Понимающе мне улыбнулся.
– Откуда вы знаете мое имя?
– видимо, посчитав, что со мной сложно тягаться, она расслабилась в моем капкане. Но напряглась из-за своего вопроса.
– Я даже вас не знаю.
– Ты меня знаешь. Марта точно рассказывала тебе.
– Вы…
Запнулась, непонимающе оценивая ситуацию, потом ее брови постепенно поползли на лоб. И чем дольше тишина затягивалась между нами, тем яснее до меня доходило, что именно скрывалось за этой личностью и какая тайна может сломать Ханну Эллингтон в очередной раз…
2 глава
За месяц до этого
Ханна Эллингтон
Новый очередной день. Пустота и тишина. Безликость и мерзкий скрежет на душе. Апатия и диссонанс. Что может быть хуже этого? А, точно, ложь.
Зарывшись головой в подушку, я категорически отреклась от внешнего мира. Все эти осиянные предметы вокруг меня давили пагубою, глаза щипало, смотреть на озорные проблески лучей, проходящие через стекло и отражающиеся на моей стене, меня только раздражали. Им было весело в данную минуту, а мне…задушить хотелось любого, кто сможет попасться на мои глаза. Особенно Росс.
Вытерла рукавом очередную скатившуюся слезу под веком и продолжала
Услышала позади себя открывающуюся дверь, но никак не отреагировала. Мама уже который раз за этот день навещает меня. Знаю, для нее это больший стресс с моей хандрой, молчанием и отсутствием увеселения, так как единственная дочь совсем замкнулась в себе, лежит который день на кровати, уставившись в полоток либо стену, не желает говорить, так вдобавок ко всем этим идиотским неудачам температура под тридцать восемь градусов. Это такие хлопоты понять, какой стресс мог воздействовать так на меня, в чем причина всех этих ограждений от самой себя в первую очередь. Мой ответ прост - меня обманули.
– Дочка?
– встревожено позвала меня мама. В ответ тишина.
– Доченька, пожалуйста, поговори со мной. Ты уже который день лежишь, не выходишь никуда, смотря в пространство.
Шмыгнула носом, ощущая новую волну потопа. Я не припомню, сколько прошло именно часов моих беспрерывных рыданий, только постельное белье было до ниточки сырое. Я сама была хуже некуда: волосы грязные, пришлось даже убрать в хвост, под глазами синяки, губы все искусаны до крови, что можно было заметить следы откусанной кожи, руки постоянно трясутся, и что самое отличительное из всего этого - глаза потускнели на фоне свежих красок. Обреченность, безвыходность, вакуум бессилия кремировали внутреннее состояние.
– Бедное ты мое дитя, - тихо проговорила она, затем почувствовала, как прогибается матрас в районе, где она села. Ее ладошка коснулась моего лба, приятно охлаждая и даруя спокойствие. Хотя мне уже ничего не могло помочь.
– Ты вся горишь. Давай выпьем с тобой антибиотик, потом дам сиропчик, который ты любила в детстве.
– Мам, - глухо отозвалась, - оставь меня. Я не хочу сейчас ни с кем разговаривать.
– Ханна, я не могу тебя оставить в таком состоянии. Как ты умудрилась вообще попасть под тот леденящий дождь? Сидела себе дома, потом подорвалась с места среди ночи, а в пять утра приходишь вся сырая…
Резко вскочила, повернувшись к ней, что у меня тут же закружилось все перед глазами, в голову ударила пульсирующая боль, но я устойчиво ее перенесла. Уставилась в изнеможенное лицо родительницы, когда внутри все собиралось в один эготизм.
– Оставь. Меня. В покое. Я хочу побыть одна!
– изрекла сквозь зубы и вновь отвернулась.
– Я просто пытаюсь тебе помочь, милая.
– Погладила меня по голове, плечам и спине, продолжая говорить со мной: - Знаешь, в твоем возрасте я тоже немало страдала, падала, плакала. Те годы до сих пор являются ценными уроками, потому что за счет их я не намеревалась сдаваться, когда руки падали все ниже и ниже. Однажды, очень близкий мне человек сказал, не будь близка к тому, что видят другие, главное, слушай свое собственное сердце.