Лермонтов в Москве. Эссе
Шрифт:
Внимание Лермонтова к семейной распре привлекали не только ссоры и дрязги, которые ему приходилось наблюдать среди знакомых, но прежде всего драма в собственной семье. Сын бедного офицера, попав благодаря бабушке-воспитательнице в среду московского барства, рано понял, что значат предрассудки, созданные рождением и богатством. Юноша болезненно переживал оскорбления, наносимые его отцу-отщепенцу в том обществе, в котором вращался и куда был принят он сам благодаря бабушке, как ее наследник. Эти оскорбления за отца он переживал, может быть, еще мучительнее, еще болезненнее, чем переживал бы за себя.
Летом или осенью 1830 года Лермонтов, по-видимому, впервые узнал о завещании Арсеньевой и причину,
Желая после смерти дочери завладеть внуком и отстранить его отца, она 13 июня 1817 года составила такое завещание: «Завещеваю и предоставляю по смерти моей ему родному внуку моему Михаиле Юрьевичу Лермонтову принадлежащее мне вышеописанное движимое и недвижимое имение… если же отец внука моего истребовает, чем не скрывая чувств моих нанесут мне величайшее оскорбление, то я, Арсеньева, все ныне завещаемое мной движимое и недвижимое имение предоставляю уже не ему, внуку моему Михаиле Юрьевичу Лермонтову, но в род мой Столыпиных…»
Это завещание потрясло Лермонтова. Мучительная боль, негодование, гнев - все вылилось на страницы трагедии «Menschen und Leidenschaften», где изложил он историю с завещанием своей бабушки, приведя и содержание документа. «Люди, люди… люди… Зачем я не могу любить вас, как бывало…» - с отчаянием восклицает герой драмы Юрий Волин, услышав рассказ о завещании своей бабушки, о том, каким путем бабушка получила на него права, почему он живет у нее в разлуке с отцом. Распря между отцом и бабушкой в семье героя драмы «Menschen und Leidenschaften» повторяет семейную распрю, которую переживал сам Лермонтов.
Е. А. Арсеньева.
Портрет работы неизвестного художника.
Юрий Петрович умер в октябре 1831 года в своей деревне Кропотово, 42-х лет. Он ежегодно приезжал в Москву на свидание с сыном, внимательно следил за развитием его дарования, ценил его талант. Завещание, составленное им в январе того же года, и стихотворения Лермонтова, написанные после его смерти, говорят о большой внутренней близости между отцом и сыном.
В своем завещании Юрий Петрович писал:
«Благодарю тебя, бесценный друг мой, за любовь твою ко мне и нежное твое ко мне внимание, которое я мог замечать, хотя и лишен был утешения жить вместе с тобою.
Тебе известны причины моей с тобою разлуки, и я уверен, что ты за сие укорять меня не станешь. Я хотел сохранить тебе состояние, хотя с самою чувствительнейшею для себя потерью, и бог вознаградил меня, ибо вижу, что я в сердце и уважении твоем ко мне ничего не потерял. Прошу тебя уверить свою бабушку, что я вполне отдавал ей справедливость во всех благоразумных поступках ее в отношении твоего воспитания и образования и, к горести моей, должен был молчать, когда видел противное, дабы избежать неминуемого неудовольствия. Скажи ей, что несправедливость ее ко мне я всегда чувствовал очень сильно и сожалел о ее заблуждении, ибо, явно, она полагала видеть во мне своего врага, тогда как я был готов любить ее всем сердцем, как мать обожаемой мною женщины».
Ужасная судьба отца и сына
Жить розно и в разлуке умереть, -
писал Лермонтов после смерти отца.
Не мне судить, виновен ты иль нет;
Ты светом осужден. Но что такое свет?
Толпа людей, то злых, то благосклонных,
Собрание похвал незаслуженных
И стольких же насмешливых клевет.
«Козни», «сплетни», «клевета» - все это с необычайной силой звучит в юношеских драмах Лермонтова. «Жужжанье сплетен» - реальное ощущение, не раз испытанное Лермонтовым в гостиной у бабушки и в других московских домах. Его живо передают слова Юрия Волина: «…Эти сплетни, эта дьявольская музыка жужжит каждый день вокруг ушей моих». Московский почт-директор А. Я. Булгаков, письма которого являются летописью светской жизни Москвы почти за полстолетье, рассказывая о том, как много говорили о его дочерях, пишет в письме к брату: «Много о них жужжали». Эти письма дают представление и о той страшной силе, которую имела клевета в фамусовской Москве, где самые невероятные слухи распространялись с молниеносной быстротой. В письмах так и слышится «жужжание» сплетен: «здесь слухи носятся», «мне сказывали», «здесь слышно», «много болтают», «один теперь разговор»; фамусовское «В Москве прибавят вечно втрое» звучит у Булгакова еще сильнее: «Вздор не новое для Москвы, добрая старушка, но часто врет».
Ю. П. Лермонтов.
Акварель М. Ю. Лермонтова.
Нам кажется невероятной быстрота, с которой распространяется на балу пущенная Софьей сплетня о сумасшествии Чацкого. Мы готовы видеть в этом эпизоде чисто театральную условность. Письма Булгакова убеждают в том, что в комедии почти нет преувеличения. Становится понятным, почему сюжеты обеих юношеских драм Лермонтова, «Menschen und Leidenschaften» и «Странный человек», построены на клевете. На клевете строится и сюжет «Маскарада», неразрывно связанного единой творческой линией с юношескими драмами.
Драма «Странный человек» представляет собой картину быта и нравов дворянской Москвы конца двадцатых - начала тридцатых годов, периода, когда там жил Лермонтов. «Справедливо ли описано у меня общество?» - задает он вопрос в предисловии и тут же отвечает на него: «Не знаю! По крайней мере оно всегда останется для меня собранием людей бесчувственных, самолюбивых в высшей степени и полных зависти к тем, в душе которых сохраняется хотя малейшая искра небесного огня!…»
В двух драмах Лермонтова из русской действительности «Menschen und Leidenschaften» и «Странный человек» выведен полный честности и благородства крепостной слуга и упоминается его дружная семья. Этот высоко моральный образ человека из народа Лермонтов несколько упрощенно противопоставил дворянской среде, в которой сильны черты морального разложения.
Резко противопоставлял он себя и свое творчество этому «надменному», «глупому» свету с его «красивой пустотой».
Нет! не для света я писал -
Он чужд восторгам вдохновенья;
Нет! не ему я обещал
Свои любимые творенья.
То же самое общество, состоящее из глупцов, шутов, надменных подхалимов, общество, которое отвергло отца поэта, погубило и героя его драмы Владимира Арбенина и его мать.