Лермонтов: воспоминания, письма, дневники
Шрифт:
1835. Выход замуж (за Бахметева) Вареньки Лопухиной.
1835. Из крупных произведении написаны: «Боярин Орша» и «Маскарад».
1836.Январь — 14 марта. Лермонтов в отпуске, сначала по домашним обстоятельствам, а потом по болезни.
1836.С конца марта Лермонтов снова числится налицо в полку.
1836.24 декабря. Лермонтов простудился и слег в постель.
МОЛОДОСТЬ В ПЕТЕРБУРГЕ
Развлекаемый светскими удовольствиями, Лермонтов однако же занимался лекциями, но недолго пробыл в университете; вследствие какой-то истории с одним из профессоров, в которую он случайно и против воли был замешан, ему надо было оставить Московский университет, и в конце 1832 года [105] он отправился с бабушкой в Петербург, чтобы поступить в тамошний, но вместо университета он поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, в лейб-гвардии гусарский полк.
105
Как уже сказано выше, Лермонтов принимал участие в маловской истории, но за нее не пострадал и исключен не был. Это подтверждают и вышеприведенные прошения Лермонтова, в которых он сам просит исключить его из числа студентов Московского университета. Лермонтов переехал с бабушкой в Петербург не в конце года, но ранней осенью.
[А. П. Шан-Гирей, стр. 732–733]
Лермонтов был на 2-м или на 3-м курсе, когда ему захотелось перейти в Петербург. Снеслись с тамошним университетом, который дозволил перевод не иначе как с условием, чтобы проситель начал сызнова, то есть выдержал вступительный экзамен. Такое требование рассердило Лермонтова; он с досады вступил в Юнкерскую школу. Шум, произведенный этим делом, совершенно извратившим карьеру молодого человека, который преимущественно отличался умственными способностями, вызвал начальство установить с той поры, что студенты могут переходить из одного университета в другой, ничего не теряя из своих учебных годов.
Так рассказывала мне, по смерти поэта, его родственница, Ек. Лук. С[иманская], урожденная Б[оборыкина].
[Ладыженская. «Русский Вестник», 1872 г., кн. 2, стр. 660]
[Тверь. 1832 г. ] [106]
Ваше Атмосфераторство! [107]
Милостивейшая государыня, София, дочь Александрова!.. Ваш раб всепокорнейший Михайло, сын Юрьев, бьет челом вам.
Дело в том, что я обретаюсь в ужасной тоске; извозчик едет тихо, дорога пряма, как палка, на квартире вонь, и перо скверное!.. Кажется, довольно, чтобы истощить ангельское терпение, подобное моему.
106
Письмо писано с дороги во время переезда из Москвы в Петербург.
107
Так называл Лермонтов Софью Александровну Бахметеву — воспитанницу бабушки, Елизаветы Алексеевны. По рассказам А. П. Шан-Гирея, Лермонтов называл С. А. «легкой, легкой, как пух!». Взяв пушинку в присутствии С. А., он дул на нее, говоря: «Это вы — ваше Атмосфераторство!» (Висковатый, стр. 270).
Что вы делаете? Приехала ли Александра, Михайлова дочь, [108] и какие ее речи? Все пишите, а моего писания никому не являйте.
Растрясло меня и потому к благоверной кузине не пишу, а вам мало; извините моей немощи…
До Петербурга с обеими прощаюсь.
Раб ваш М. Lerma.
Прошу засвидетельствовать мое нижайшее почтение тетеньке и всем домочадцам.
[Письмо Лермонтова к С. А. Бахметевой. Акад. изд., т. IV. стр. 307]
108
Александра Михайловна Верещагина, двоюродная сестра поэта.
[С.-Петербург, август, 1832 г.]
Любезная Софья Александровна!
До самого нынешнего дня я был в ужасных хлопотах, ездил туда-сюда, к Вере Николаевне на дачу, и проч.; рассматривал город по частям и на лодке ездил в море. Короче, я ищу впечатлений, каких-нибудь впечатлений… Преглупое состояние человека то, когда он принужден занимать себя, чтоб жить, как занимали некогда придворные старых королей; быть своим шутом!.. Как после этого не презирать себя, не потерять доверенность, которую имел к душе своей?.. Одну добрую вещь скажу вам: наконец я догадался, что не гожусь для общества, и теперь больше, чем когда-нибудь. Вчера я был в одном доме N.N., где, просидев четыре часа, я не сказал ни одного путного слова. У меня нет ключа от их умов — быть может, слава Богу!
Вашей комиссии я еще не исполнил, ибо мы только вчера перебрались на квартиру. Прекрасный дом, и со всем тем душа моя к нему не лежит, мне кажется, что отныне я сам буду пуст, как был он, когда мы въехали.
Пишите мне, что делается в странах вашего царства. Как свадьба? Всё ли вы в Средникове или в Москве? Чай, Александра Михайловна да Елизавета Александровна покою не знают, всё хлопочут! [109]
Странная вещь! Только месяц тому назад написал:
Я жить хочу! хочу печали,Любви и счастию назло:Они мой ум избаловалиИ слишком сгладили чело.Пора, пора насмешкам светаПрогнать спокойствия туман:Что без страданий жизнь поэта,И что без бури океан?109
Александра Михайловна Верещагина и Елизавета Александровна Лопухина, сестра Марьи Александровны и Алексея Александровича Лопухиных, впоследствии бывшая замужем за Ник. Ник. Трубецким.
И пришла буря, и прошла буря; и океан замерз, но замерз с поднятыми волнами, храня театральный вид движения и беспокойства, но в самом деле мертвее, чем когда-нибудь…
Надоел я вам своими диссертациями! Я короче сошелся с Павлом Евреиновым [110] — у него есть душа в душе.
Одна вещь меня беспокоит: я почти совсем лишился сна, Бог знает, надолго ли; не скажу, чтоб от горести: было у меня и больше горести, а я спал крепко и хорошо. Нет, я не знаю: тайное сознание, что я кончу жизнь ничтожным человеком, меня мучит.
110
См. примечание к следующему письму.
Дорогой я еще был туда-сюда; приехавши, не гожусь ни на что. Право, мне необходимо путешествовать: я — цыган.
Прощайте, пишите мне, чем поминаете вы меня? Обещаю вам, что не все мои письма будут такие; теперь я болтаю вздор, потому что натощак. Прощайте… Член вашей bande joyeuse. [111]
М. Lerma.
[Из письма Лермонтова к С. А. Бахметевой. Акад. изд., т. IV, стр. 307–308]
[С.-Петербург. Август 1832 г.]
111
«Bande joyeuse» («Веселая шайка») — кличка, данная С. А. Бахметевой Лермонтову и его приятелям. Ср. в «Княгине Лиговской»: «Приятели Печорина, которых число было, впрочем, не очень велико, были все молодые люди, которые встречались с ним в обществе, ибо в то время студенты были почти единственными кавалерами московских красавиц, вздыхавших невольно по эполетам и аксельбантам… Печорин с товарищами являлся также на всех гуляньях. Держась под руки, они прохаживались между вереницами карет, к великому соблазну квартальных. Встретив одного из этих молодых людей, можно было, закрывши глаза, держать пари, что сейчас явятся и остальные. В Москве, где прозвания еще в моде, прозвали их „la bande joyeusе“».
112
Павел — Павел Александрович Евреинов — внук старшей сестры бабушки поэта.