Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол
Шрифт:
Было уже темно и тихо, и на дворе стоял глухой, темный вечер осени. Как и двадцать два года назад, когда…
…Пламя двух масляных светильников почти не разгоняло мрак, только на бревенчатых стенах шевелились тени. Княгиня засыпала, и сквозь дрему ей мерещились звездные бездны, распахнутые над низкой крышей, близко-близко. Из открытых Врат к ее сыну спускались три вещие гостьи, и звездная пыль искрилась на их белых покрывалах. Первая, согнутая Старуха с морщинистым, доброжелательным лицом, улыбалась младенцу, приветствуя его появление на свет. В натруженных руках она держала кудель
Их было три. Все-таки три, вопреки тому что были зажжены только два светильника – особых светильника, со священными знаками на глиняных боках, возжигаемые только в первую ночь после рождения нового человека. Так приказал князь Столпомир и настаивал на своем, к величайшему удивлению всех женщин, бабок и даже Макошиных жриц.
Но их было трое, Вещих Вил, потому что невозможно настоящее без будущего и прошлого, а прошлое без настоящего и будущего. Они пришли втроем, как ходят ко всякому, и ни перед одной из них нельзя затворить двери.
– Вот родился у волчицы волчонок, людям на радость, себе на здоровье! – Старуха улыбнулась, радуясь, как всегда она радуется появлению новой юности и обновлению жизни. – Да будет он силен и красив, разумом быстр и сердцем добр, пусть не знает усталости в добрых делах, пусть не ведает страха на земле и на воде!
– Пусть будет он силен и красив, пусть любят его мужчины и женщины, молодые и старые, свои и чужие, пусть будет он всегда счастлив в любви и в дружбе! – Мать доброжелательно кивнула головой, увенчанной рогатым убором.
– Пусть будет он силен и красив, пусть везет ему в любви… и пусть он умрет, когда обручится! – с веселым торжеством воскликнула Дева и взмахнула ножницами.
Старуха и Мать в ужасе оглянулись на нее; на их лицах отразилось огорчение, Старуха досадливо закашлялась, Мать покачала головой. Но слово было сказано, и никому уже не под силу изменить предсказанное. А Дева, зная это, шаловливо засмеялась. Любой был лишь игрушкой в ее руках – молодой и старый, красивый и уродливый, сильный и слабый…
Звездный свет померк, светильники угасли, княгиня погружалась в дрему и уже сама не знала, не сном ли было все то, что она видела и слышала.
Сон это был или явь, но эту ночь княгиня запомнила навсегда. Дева Будущего была врагом ее детей, и через полтора года, когда у нее снова родился ребенок, она уже сама приказала поставить только два светильника. Но как неизбежны рождение, возмужание и смерть, так невозможно затворить дверь ни перед одной из трех Вещих Вил. Хочешь ты видеть их или не хочешь – их всегда будет три…
Глава четвертая
Возвращение дружины в Полотеск вышло печальным. Воевода Доброгнев исполнил все, зачем его посылали, привез большой запас хлеба, рыбы, масла, меда. Но еще нечто им привезенное никого
Князь Столпомир принял известие настолько спокойно, насколько это вообще было возможно. Он не гневался, никого не обвинял и не упрекал, даже сам утешал Доброгнева, который винил себя и свой якобы недосмотр.
– Он ведь был не мальчик, он был взрослый муж! – говорил Столпомир. – Он знал. Знал, воевода, что проклятье на нем лежит и что нельзя ему обручаться, если хочет долго жить. Знал. И сам за себя решил.
– Смелый он был! – Доброгнев протирал рукавом глаза, слезящиеся словно бы от дыма. – Прямо орел!
– То ли не верил, то ли упрям был, не хотел даже перед судьбой склониться… – Князь ходил взад-вперед по гриднице и вертел свои перстни. – Я думал, может, за морем-то его не достанет…
Князь старался не показывать вида, какой страшный удар ему нанесен, но все понимали, как тяжело ему лишиться единственного наследника, последнего из своих детей.
И за морем, выходит, достало…
В первый же день после приезда князь велел позвать к нему Зимобора и приказал повторить последние слова княжича. Зимобор повторил, насколько смог вспомнить.
– Значит, сестру он вспоминал? – переспросил князь.
– Назвал Звяшку. Если это ее имя, значит, сестру. И матушку поминал. Два раза даже.
– Конечно. Матушка-то им и не велела… Права была, а я… Ну, иди.
Поскольку из четырех посланных за море десятков вернулось только два с половиной, людей приходилось набирать заново. Сделать это предполагалось во время полюдья, когда князь Столпомир будет объезжать свои владения и можно будет набрать в лесных родах молодых крепких парней. А пока Зимобор оставался десятником без десятка, но из-за этого не стал менее уважаем. Наоборот, эта поездка его прославила, несмотря на печальный исход. То, что он вынес на свой корабль тело Бранеслава и не оставил его в руках врагов, считали подвигом, и князь Столпомир именно за это подарил ему боевой топор с серебряной насечкой, серебряную застежку для плаща и пару красивых сапог. Зимобор принял подарки, но не считал, будто сделал что-то особенное: можно подумать, что Радоня или Невеля не вынесли бы тело княжича с чужого корабля, если бы он упал возле них! Рядом с Бранеславом в то время уже оставалось очень мало своих, и что быть в конце тяжелой битвы живым, почти не раненным и рядом с вождем – уже само по себе подвиг, ему не приходило в голову. Ведь именно для этого его и растили.
Под началом у него пока оказался один Хродлейв, сын Гуннара, который после гибели Бранеслава предпочел поехать на его родину.
– Достойный человек должен побывать в дальних странах и посмотреть разные земли! – объяснял он всем тем, кто спрашивал, зачем ему это понадобилось. – Такого человека уважают везде, куда он ни приедет. А я уже старый, мне двадцать пять лет, а я так и не видел ничего, кроме этой мокрой холодной лужи, которую у нас называют Восточным морем! Я тоже хочу стать достойным человеком! А потому поеду с вами.