Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол
Шрифт:
А свой долг перед предками, начиная с князя Тверда, Зимобор видел в том, чтобы вернуться. Смерть Бранеслава только укрепила его решимость: он не хотел вот так же погибнуть где-то на чужбине и оставить свою землю сиротой. Он вернется. Но все семена, из которых растет наше настоящее и будущее, посеяны были в прошлом. И раз уж прошлое десятилетней давности неожиданно вернулось к нему, он должен был с ним разобраться и теперь жаждал разрешения этой загадки не меньше, пожалуй, чем сам князь Столпомир.
Святилище Велеса располагалось за пределами города, внутри горы над берегом Двины. Двор святилища, как широкое блюдо, нависал над обрывистым берегом реки, и отсюда разворачивался широкий вид на Дедово поле, где располагались сотни вытянутых
Кмети остались на дворе, а князь прошел в храм и стал спускаться по широким неровным ступеням, вырубленным в камне, в глубь горы, через темноту. Идол бога с тремя лицами, обращенными в разные стороны – на Небо, Землю и Подземелье, – и посохом в руках ждал глубоко внизу, перед священным подземным озером, которому приносились жертвы. Где-то на дне озера и сейчас лежат кости прежних «невест» и их дорогие свадебные уборы…
Приношения Велесу обычно оставляли во внешней пещере, а сюда, в глубину, допускались только немногие и только иногда. Сам князь попадал сюда лишь два раза в год: осенью, когда приносил к подножию бога два священных снопа – Отец и Мать Урожая, и зимой в солнцеворот, когда в озеро сбрасывали жертвенного коня – именно князь должен был перерезать ему горло и окропить кровью все три лика подземного владыки.
Осторожно нашаривая ногами ступени, Столпомир спускался, придерживаясь за стену. Кому, как не владыке подземелий и повелителю всех умерших, знать, умерла ли княжна Звенимира или ее до сих пор нет в мрачных пределах? Несмотря на все свое мужество, князь Столпомир испытывал трепет. Семи лет как не бывало – ему отчетливо помнился тот день, когда девочка исчезла.
Все началось с того, что порубежный воевода прислал приглашение: его сыну исполнялось двенадцать лет, и мальчику пора было вручать меч, тем самым принимая его в круг мужчин и воинов. Князь собрался в дорогу всей семьей, с женой и обоими детьми. Была середина лета, Перунов день. Пока мужчины были заняты своим, княгиня с дочерью и челядинками пошла собирать чернику. Все девушки и дети, казалось, были на виду, аукались, и голос молоденькой княжны исправно отвечал из-за ближайшего куста. Но когда собрались домой, ее не оказалось со всеми.
Ее искали весь день и всю ночь до утра, обшарили каждый куст в лесу на целый дневной переход. Ее искали потом целый месяц, но не нашли ни единого следа. Князь и княгиня чуть ума не лишились, жаждали уже получить хотя бы косточки единственной дочери – но не нашли ничего. Княгиня была, казалось, тем более убита горем, что заранее знала о нем.
– Это все она! – рыдала княгиня, жалуясь только мужу, когда никто не мог ее услышать. – Это все она, проклятая, которую не звали… Как сказала, так и сделала! Я знаю. Еще когда родился Бранеслав, я помню, я видела ее! Я помню…
…Сон это был или явь, но эту ночь княгиня запомнила навсегда. Дева Будущего была врагом ее детей, и через полтора года, когда у нее снова родился ребенок, она уже сама приказала поставить только два светильника. Но как неизбежны рождение, возмужание и смерть, так невозможно затворить дверь ни перед одной из трех Вещих Вил. Хочешь ты или не хочешь – их всегда будет три…
На широкой лавке рядом с ней лежала новорожденная девочка, крошечная девочка с темным пушком на головке и темно-голубыми глазами,
– Пусть будет твоя дочка, как ясная звездочка, красива, как солнце, румяна, как зорька, умна и мудра не по годам! – сквозь неизбежную и неодолимую дрему долетал до нее теплый, хрипловатый голос Старухи, и звездная пыль мерцала на кудели в ее руках, из которой старшая из Вещих Вил уже вытянула кончик новой нитки.
– И пусть… – начала Мать, но вдруг поперхнулась и закашлялась. – Ох! Ох! Скажи ты, дочка… – Она кивнула Деве, стараясь прочистить горло.
– Пусть будет она красива, как солнце, умна, как три старые бабки, и пусть она умрет, когда обручится! – с насмешливым торжеством воскликнул Дева и взмахнула ножницами.
Взмахнула и засмеялась: она знала, что от нее не уйдет ни один из смертных, будь он зрелым мужем или новорожденным младенцем. Ее не звали. Для нее не зажгли свечи, но она имела власть войти незваной, как само будущее неизбежно приходит ко всякому, желает он его или нет!
– Пусть она будет красива, как ясная зорька, пусть будет умна не по годам, пусть любят ее все люди, – откашлявшись, заговорила после нее Мать, и звезда дрожала на конце веретена, которое она держала в руках, готовясь принять Старухину нить. – А когда она обручится, пусть уйдет из белого света, умрет, как умирает зерно, ложась в землю, чтобы возродиться колосом, – пусть полежит зиму под снегом, как трава, и пусть расцветет по весне, как цветы, пусть вырастет снова в белый свет, как росток из-под земли!
Негодующе и гневно вскрикнула Дева, поняв, что ее обманули, – но пророчество было произнесено, и изменить его уже нельзя.
Вопреки обычаю, княгиня не выдержала и рассказала мужу обо всем, что слышала при рождении обоих детей.
– Она преследует нас, Дева, она ненавидит наш род! – шептала княгиня, в ужасе прижимая к себе новорожденную дочку. – За что, почему? Чем мы ее разгневали?
Князь Столпомир утешал ее, приносил богатые жертвы богам, изобретал способы, как уберечь невинных детей от преследования жестокой Девы Будущего. Он знал, что было причиной всего и кто виноват. Но корни сегодняшних дел в прошлом, и этих корней не выкорчевать, не изменить однажды случившегося. Оставалось только ждать и надеяться, надеяться на силу Перуна, во власти которого утолить жажду жестокой Девы и заставить ее отказаться от намеченных жертв…
Зимобор долго смотрел вслед князю, скрывшемуся в темном провале пещеры, но потом Хродлейв дернул его за рукав.
– Давайте-ка я сам пока погадаю! – объявил он, вытаскивая из щегольской поясной сумочки кожаный мешочек с вышитыми колдовскими знаками. – Великий Один, Отец Колдовства, и мудрый Велес, дайте свет моим внутренним очам, чтобы я узрел истину о настоящем и будущем!
Вытащив из того же мешочка небольшой белый платок, Хродлейв расстелил его прямо на земле у ограды из валунов. Зимобор хотел поправить завернувшийся уголок, но отдернул руку, вспомнив, что Хродлейв никому не позволяет прикасаться к своим гадательным принадлежностям. Он боялся, что чужие руки разорвут эту связь, испортят это тонкое, таинственное, человеческим разумом необъяснимое, далеко не каждому дающееся взаимопонимание между ним и двадцатью четырьмя кружочками из дерева ясеня – рунами. В обращении с ними он придерживался какого-то собственного учения, мало похожего на принятые правила. В ведовстве самонадеянность к добру не ведет, но Хродлейв ошибался так редко, что у него, должно быть, имелся какой-то особый уговор с богами. Простой, немного даже легкомысленный, он был одарен удивительно точным внутренним чутьем, которого лишены и более умные люди, потому что ум здесь ни при чем.