Лес тысячи духов
Шрифт:
Должен признаться, друзья, что просьба короля ввергла меня в глубочайшее уныние. Множество рассказов слыхивал я о Горнем Лангбодо, однако ни разу не встречал человека, вернувшегося из путешествия в этот город. Чтобы добраться до него, надобно пересечь из конца в конец Лес Тысячи Духов, и это лишь малая часть пути. Город Лангбодо недаром называется Горний, и едва ли можно сказать, – что расположен он на земле, ибо жители его слышат, и слышат весьма отчетливо, пение петухов, возвещающих зарю обитателям небес. До безумия не хотелось мне пускаться в столь опасное путешествие, однако клятва есть клятва, и у меня не было путей к отступлению.
– Повелитель, – отвечал я, – ты, несомненно, отец мудрости, и теперь мне понятно, почему древние говорили: «У старого и юного равные головы, но у старого в голове золото, а у юного – олово». Прими мое почтение, достославный король. Я часто похвалялся глубоким знанием жизни, но по глубине мудрости мне не сравниться с тобою, о мудрейший из мудрых! С удивительной дальнозоркостью вырвал ты у меня обещание выполнять
Мои слова очень обрадовали короля; он тотчас же повелел дворцовым глашатаям обойти самые отдаленные уголки королевства, и дня через три знаменитые охотники явились во дворец. Однако среди них не оказалось моего друга Кэко, а я полагал, что мне без него не обойтись, ибо могучим и надежным спутником был бы он в трудном походе.
Тут настало время рассказать вам, друзья, историю Кэко. Он родился от женщины-эгбере и мужчины-девилда. К несчастью, Кэко появился на свет с человеческой кожей, и родители-гомиды, не пожелав заботиться о таком ребенке, бродили его в яму у дерева эко. Вскоре возле эко остановился на отдых охотник из нашего города; он услышал жалобный плач, заглянул в яму, увидел брошенного младенца, принес его домой и взрастил, как собственного сына. Он же и дал ему имя – Кэко, что значит «найденный возле дерева эко».Будучи детьми, мы часто играли вместе, и с тех пор я знаю Кэко лучше всех знакомых его. В двенадцатилетнем возрасте прирезал он самым обычным ножом громадного леопарда, однако никому не рассказал о своем удивительном подвиге. Когда туша леопарда истлела, Кэко выломил из его скелета берцовую кость и был прозван за это Кэко-с-костяной-дубиной. Вскоре после смерти моего отца скончался и воспитатель Кэко, а когда я отправился первый раз в Лес Тысячи Духов, Кэко решил поохотиться на диких зверей в Глухоманном лесу. Дремуч и страшен Глухоманный лес, а тамошние звери превосходят свирепостью даже хищников из Леса Тысячи Духов; однако Глухоманные духи далеко не так опасны, как гомиды.
Между тем знакомые охотники, собравшиеся к королю, сказали мне, что Кэко еще не возвратился с охоты, и я задумал разыскать его. Покинув город около двух часов пополудни, я не добрался в тот же день до Глухоманного леса и заночевал у придорожных кустов, а на другое утро, часов, наверно, в одиннадцать, мне встретился на опушке Кэко – живой, веселый и по-прежнему дружелюбный. Да, это был, несомненно, он, однако я с трудом узнал его в одежде из пальмовых листьев, – и, как вскоре выяснилось, мне выпало явиться к празднику, ибо Кэко устраивал в тот вечер свадебное пиршество по поводу женитьбы на Глухоманной духеве. Увидев меня, Кэко проворно спрыгнул с дерева, подбежал ко мне, и мы сердечно обнялись. После первых радостных восклицаний Кэко вкратце поведал мне о своих приключениях и сказал, что слышал удивительные рассказы про мои похождения в Лесу Тысячи Духов; однако я потребовал, чтобы он подробно описал собственные подвиги, молва о которых проникла в самые отдаленные земли нашего королевства. Много поразительных историй рассказал мне Кэко, и, если б я попытался пересказать их вам, друзья, мы сидели бы у нашего любезного хозяина до будущего года. Как только Кэко завершил свое повествование, принялся за рассказы я, а когда закончились и они,.мы снова крепко обнялись, и радость наша была воистину безгранична, ибо мы, два суровых и отважных охотника, нежно любили друг Друга.
Однако я, конечно, не забыл о своем намерении и вскоре сказал так: «Кэко, друг моих детских игр и будущих свершений зрелости, разреши мне обратиться к тебе словами древнего присловья!» Кэко окинул меня пытливым взглядом и, убедившись, что я хочу начать серьезный разговор, учтиво ответил: «Я весь внимание, любезный Акара-огун, ибо присловья древности помогают нам глубже осознать новейшую жизнь». Получив этот мудрый ответ, я сказал: «Тебе, надеюсь, известно, Кэко, что, пока человек не убил последнюю вошь, у него под ногтями еще появится засохшая кровь?» – «Известно, Акара-огун», – откликнулся Кэко, и, продолжая беседу, я опять вопросил его, сказав: «Думаю, ты согласен, что, пока мы не одолели все жизненные трудности, нам рано думать об отдыхе? У нас есть множество целей, которые еще не достигнуты, многие подвиги ждут, когда мы их совершим, и немало героических деяний еще потребуется от нас в будущем, чтобы величие нашей страны по достоинству оценили все земные народы. Не было бы радости, да трудности помогли – не было бы важной причины, мы не встретились бы сегодня с тобой. А причина нашей встречи кроется в том, что дружина охотников, многие из которых далеко не так искусны, как ты или я, отправляется через несколько дней в Горний Лангбодо; охотники решили преодолеть опаснейшие трудности, которые неминуемо встретятся им на пути, чтобы наша страна достигла высшего расцвета, и, когда
Краткость – сестра мудрости, дорогие слушатели, и, чтобы не быть многословным, скажу вам сразу же, что Кэко немедленно собрал свое имущество и отправился со мною е путь.
А по обычаям духов Глухоманного леса, будущие супруги должны прожить вместе семь лет, и только потом разрешается им отпраздновать свадьбу. За семь лет они обзаводятся детьми и неспешно привыкают друг к другу, а после этого, если им удалось наладить согласную жизнь, у них совершается Истинная, как говорят в Глухоманном лесу, Свадьба. Если же согласная жизнь им не удается, они мирно расходятся, и мужчина ищет новую жену, а женщина готовит себя для служения другому мужчине. Именно к Истинной Свадьбе и вырядился Кэко, когда я повстречал его на лесной опушке в одежде из пальмовых листьев, ибо он прожил со своею духевой ровно семь лет. И меня очень удивило, что, собираясь уходить, он даже не оповестил об этом жену, хотя бы пока еще и не совсем истинную, – такой поступок показался мне странным и недостойным великого охотника.
А когда жена Кэко все же узнала, что он уходит, она бросилась за нами вдогонку и, настигши нас, опустилась перед мужем на колени, прильнула к его ногам и воскликнула:
– Что случилось, о супруг мой? Чем прогневила я тебя? Каким отпугнула оскорблением? Из-за чего решил ты уйти, безжалостно бросив меня? Разве изменила я тебе? Разве любовь моя остыла? Разве слышал ты хоть раз, что я недостойно веду себя на людях? Разве отвечала я тебе когда-нибудь грубо? Транжирила твое достояние? Раздражала тебя? Объясни мне, в чем ты видишь мою вину! Разве плохо заботилась я о тебе? Или плохо служила гостям твоим? Или была нерадивой хозяйкой? Тщеславилась или гордилась перед тобой? Не помогала тебе в работе? Скажи, о, скажи мне, на что ты разгневался, мой любимый супруг, защитник и повелитель!
Кэко не оставил ее вопросы без ответа и, объясняя ей, в чем дело, сказал так: «Воистину, если жена умеет уберечься от всех тех оплошностей, о которых ты сейчас говорила, она не может разгневать мужа; а тебе, должен признаться, всегда удавалось уберечься от них; больше того, ты неповинна даже в опозданиях с обедами, чем грешат почти все жены на земле. Однако любому деянию предопределено свое время, и, когда суждено грянуть грому, он осязательно грянет. В сумерках задремывают на деревьях листья, во тьме ночной хищники отправляются за добычей, а в назначенный час, или когда мне нужно, я ухожу, и никто не может удержать меня. Поэтому иди своею дорогой, женщина, а я пойду своей. Если ты встретишь достойного мужчину, становись его женой, ибо на меня тебе рассчитывать не приходится – я был здесь временным гостем, и теперь мне пора послужить своей стране, – прощай, женщина, и да сопутствует тебе в жизни удача!»
Выслушав слова Кэко, его жена разрыдалась и опять обратилась к нему с мольбой остаться, однако он сунул меч в ножны, взвалил на плечо дубину и торопливо зашагал по дороге, словно чиновник, опаздывающий на службу. Жена поняла, что ей не удержать его, и надрывно вскричала:
– Так вот, значит, чем отплачиваешь ты мне за доверчивость? Когда тебя охватила страсть, а меня даже не интересовало, есть ты на свете или нет, и я равнодушно отвергала тебя, ты улещивал меня медоточивыми речами, пока я, не поверила, что нет мужчины лучше тебя. Я столь безоглядно доверилась тебе, что любовь моя, подобно хмелю, (Вскружила мне голову и завладела мною, словно неизлечимая болезнь. Меня тошнило от еды, когда ты был далеко, и мутило от воды, если я не видела тебя вблизи; мне бывало мучительно трудно расстаться с тобой, а расставшись и услышав потом твой голос, я бежала туда, откуда он доносился, и бродила рядом, покорно дожидаясь твоего внимания. Мои родители умерли, у меня нет ни сестер, ни братьев, а ты, зная, что заменил в сердце моем всех родичей, зная, что я не могу и шагу ступить без тебя, собираешься уйти, бросив меня на посмешище всем тварям лесным, которые будут с издевкою говорить мне: «Твоя уверенность была воистину непомерна. А что ты скажешь теперь?» Нет, Кэко, я не отпущу тебя… – с этими словами она обняла его колени. – Убей меня, и только тогда ты станешь свободным, да покарает тебя Создатель за горькие муки мои и безвременную смерть!
Наша задержка затягивалась, ибо неистовая женщина явно решила не отпускать Кэко, и он рассвирепел до.полного безрассудства. Лицо его исказилось, он выхватил из ножен меч и прорычал: «Теперь-то я понимаю, сестра подлой смерти и мать злобного колдовства, почему древние говорили, что, пока на свете живет лиходей, он сживает со света добрых людей. Однако, прежде чем покарает меня Господь, я покараю тебя, змеиная дочь!» С этими словами Кэко рубанул жену мечом, и, почти распавшись на две части, она ткнулась лицом в землю, выкрикнула последний раз имя мужа и отправилась на тот свет. Ничего ужаснее я, пожалуй, не видывал: жена, уносящая в могилу имя убившего ее мужа, ужаснет кого угодно.