Лес

Береснёв Максим

– Перестаньте вы! Видите, как Марат разволновался из-за вас. Дайте ему прийти в себя.

И только этот голос Марат не спутал бы ни с чьим другим. Он обернулся и посмотрел на Селину. И как-то неуверенно завилял хвостом.

– Узнал наконец-таки. А то я уже подумал, что заново придется с ним знакомиться.

– Заткнись, Макс! – раздраженно рыкнула на брата Селина и наклонилась к лежавшему перед ней раненому волку. – Как себя чувствуешь, дорогой?

– Неловко, – тихо ответил Марат и отвел взгляд от волчицы.

– Тоже хорошо. Не припомню,

чтобы ты так нервничал при общении со мной. Видимо, за твою жизнь мне более не стоит тревожиться.

Марат увлекся перекличкой сопереживавших ему хищников и в какой-то момент решил поучаствовать в ней сам. Волк приподнял голову, чтобы высказаться, но его вновь вернули на землю.

– Хватит крутиться! У тебя рана только-только перестала кровоточить.

– Как вы здесь оказались? – обратился Марат к обступившим его волкам.

– Это ты ее спроси, – возмущенно ответил Макс, указав взглядом на сестру. И тотчас же получил по уху от матери.

– Не слушай его, – пролаяла Юстина. – Он все еще не может смириться со своей первой неудачной охотой.

– Неправда! Я знал, что мы не охотимся на этих лосей.

– Отчего же ты тогда погнал их до самой реки? – насмешливо произнесла Селина. – С такой-то прытью. Один лаял за целую стаю.

– Тебе-то откуда знать? Ты вообще здесь была все это время, – огрызнулся юный волк.

– Перестаньте оба! – рыкнула на своих детей Юстина. – Только вашего трепа нам не хватало.

– Зачем ты… – Марат вопросительно уставился на Селину, не решаясь закончить вопрос.

– Тебе еще многое предстоит узнать, прежде чем поймешь ее намерения, – ответила самцу матерая волчица, опередив дочь. – А пока выздоравливай.

– Дайте вы уже Марату поесть, – встрял в разговор взрослых волков Макс. – Мне на него больно смотреть.

Юстина указала сыну на их добычу. Макс подобрал возле реки кусок туши косули и подкинул его к ногам раненого волка.

Однако тот не притронулся к мясу. Лишь мордой повел в его сторону с закравшейся в голову навязчивой мыслью.

– Прости меня, – сказал Марат, виновато взглянув на Селину. – Я тебя подвел.

– Глупости не говори. Ешь давай.

– Сама знаешь, что это так. Даже сейчас, находясь здесь, со мной, вы подвергаете свои жизни опасности. Вам здорово достанется от Платона, когда вернетесь в стаю.

– А кто тебе сказал, что мы вернемся в стаю?

Марат навострил уши и застыл.

– Мы не вернемся в стаю, – продолжила волчица. — Мой дядя никогда не славился терпимостью, но теперь, получив власть, он уж совсем зазнался. Жажда наживы сделала его просто невыносимым. Он ставит свою гордыню превыше блага всей стаи. А с твоим уходом так и вовсе озверел. Я жалею, что не ушла с тобой.

– Ты осталась со своей семьей. У тебя не было другого выбора.

– Теперь они со мной. Моя мама не могла там больше оставаться. И не могла позволить Максу взрослеть под началом одержимого яростью волка. Марат, – волчица взяла паузу, прикоснувшись лапой к неподвижной лапе хищника. – Именно ты должен

стать вожаком, больше некому. Ты поведешь за собой стаю, пока она окончательно не стала ущербной для леса.

Марат хладнокровно взглянул на волчицу, готовый тотчас возмутиться ее ухмылкой. Но встретил не менее хладнокровный взгляд с ее стороны.

– Вожак, который и за себя-то постоять не способен? – прорычал волк, указав мордой на след застывшей крови на своем брюхе.

– Вожак, который готов действовать наперекор собственным инстинктам ради чести всей стаи, – вмешалась Юстина, подойдя к раненому волку. – Теперь ты на собственном опыте убедился, что ни один обитатель этого леса не сочтет необходимым приносить себя в жертву другим, как бы это разумно ни выглядело. Каждая тварь, – мелкая или крупная, хищная или питающаяся растительной пищей, – будет следовать основным инстинктам, нажитым и испробованным уже многими поколениями. Меняются лишь условия, – потребности остаются те же.

– У стаи уже есть вожак. И я не вправе посягнуть на его место лишь потому, что он переусердствовал с инстинктами. На то он и вожак, – быть примером для своих волков и грозой для чужих. Судя по вашим словам, с этим он неплохо справляется.

– Платон стал вожаком лишь потому, что он был братом моего отца, – напомнила хищнику Селина. – При всем его преимуществе в силе над остальными волками он не способен принимать верные решения в, казалось бы, обыденных жизненных ситуациях для стайного хищника. И участившиеся за последнее время неудачи на охоте тому пример. Платон так и остался дикарем, не сумевшим найти общий язык с сородичами. И самая большая опасность для стаи заключается в том, что ее вожак отказывается признать очевидное: он не справляется со своими обязанностями.

Марат промолчал, предавшись воспоминаниям о проведенном им времени в стае накануне своего ухода.

– Моя мать еще тогда что-то в тебе рассмотрела. Она видела в глазах осиротевшего щенка решительный взгляд волка, способного вернуть былое величие своей стае, – Селина приветливо улыбнулась самцу. – Не знаю, стоит ли тебе доверять жизнь целой стаи. Но свою жизнь я бы тебе доверила.

Беспросветная темнота все напористей сгущалась над лесом. Не видать было ни луны, задевавшейся куда-то на полуночном небосводе, ни верных звезд, ладком сияющих при ней.

Из мрака донесся крик отчаявшейся кукушки. Мгновение спустя разгулялся непомерный ветер, навевая сырой холод. И посыпались одна за другой дождевые капли на продрогшие деревья.

Селина подошла к Марату и легла за его спиной. Свернулась поудобнее, опустила морду на загривок волка и зажмурила глаза.

– Придется тебе вынести мою компанию этой ночью, – прошептала волчица, прижимаясь телом к дрожавшему самцу. – Болеть тебе сейчас никак нельзя.

Так и остался лежать кусок мяса перед носом хищника. Чувствовал волк, как негодовал его желудок. Но остался верен своему сердцу, – не смел тревожить покой той, что согревала его всю ночь теплыми объятиями.