Лес
Шрифт:
Ну, тут Гор, лихая его голова, как был с одним мечом, так и перемахнул плетенку да вниз на степняков кинулся. В гарнизоне все аж рты пооткрывали. А он давай пылевиков из-за валунов выковыривать! Руки-головы в разные стороны полетели, – альвар непроизвольно клацнул мечом о ножны. – Не ожидали кобыльи дети такого. Сгрудились, боясь под стрелы защитников попасть, друг другу мешают. Им бы скопом на него навалиться. А так… – Гунн-Терр только махнул рукой. – Каждый сам за себя старался. Ну, он и крошил их кто где стоял.
Гунн-Терр замолчал, словно задумавшись о чем-то, потом легко поднялся с земли, вытащил наугад из костра
Сит от нетерпения заерзал на месте.
– Ну а дальше-то что?
– Дальше? – Гунн-Терр с удивлением взглянул на него, словно в первый раз увидел мальчишку. – Борры – хорошие воины. Правда, уж больно торговлей увлекаются! Так, глядишь, совсем военное дело забросят, – тут Гунн-Терр запнулся, бросил быстрый взгляд на Сита. – Впрочем, это не твоего ума дело!
Альвар отвернулся и уже буднично, ровным голосом продолжил:
– Защитники воспользовались замешательством степняков, бросились Гору на подмогу. Видно, гордость не позволила дальше в укрытии отсиживаться. Атаковали как в последний раз. Ну да так оно и было – погибать шли. Кобыльи дети дрогнули, не выдержав напора, – повернули назад. Скалы, скажу я вам, это не степь: Один единственный камешек, сорвавшись с вершины, может вызвать такой камнепад, только держись! Так и тут. Один степняк бросил оружие, за ним другой, и тут, глядишь, уже все пылевики бегут-толкаются, стараясь побыстрее на равнине оказаться.
Гунн-Терр сделал паузу, словно желая привлечь к себе еще больше внимания. Но это было излишним: присутствующие с нескрываемым интересом слушали его рассказ. Ник с удивлением открыл для себя другую сторону личности альвара. До сегодняшнего дня тот казался ему бездушной машиной убийства, лишенной каких-либо эмоций. Ан нет, воин оказался хорошим рассказчиком, живо передавая своим простым, где-то даже неказистым языком картину произошедших событий.
– Так защитники и погнали их до самого низа. Не зря говорят – у страха глаза велики. А снизу-то не разобрать как следует, что там между скал происходит. Решили, видать, что подмога к гарнизону по верхам подошла. А значит, и основные силы горожан где-то рядом, – Гунн-Терр вдруг хохотнул ни с того ни с сего. Заметив недоуменные взгляды слушателей, пояснил: – Помните битву в Ущелье мертвецов?
Клео кивнула, остальные недоуменно пожали плечами.
– Ладно, – Гунн-Терр махнул рукой, – в другой раз, может, и расскажу. Тогда тьма пылевиков полегла. Так же вот их с земли и сверху к скалам прижали – ни один живым не ушел! Вот и сейчас, видать, испугались судьбу предшественников повторить. На лошадей повскакивали и к степям понеслись. Только пыль вверх! Ни шатров, ни утварь свою – ничего не взяли, – Гунн-Терр крякнул от удовольствия. – Да что там утварь, ни одного слитка награбленного не прихватили!
– А Гор-то что? – Сит первым озвучил витавший в воздухе вопрос. – Что с Гором-то случилось?
– С Гором? – альвар нахмурился. – Защитники – а тех, что на ногах могли держаться, с дюжину, наверно, осталось – сразу в свою победу не поверили. Так все стремительно произошло. А вот когда пыль за последними степняками осела, о Горе вспомнили. Нашли его едва живого среди камней и трупов. Думали, не жилец, а он вон как – оклемался. Только шрам на все лицо остался. Хорошо, глаз не выбило, – альвар замолчал и пристально посмотрел на Ника. – За подвиг мастера ему вот этот самый меч и изготовили. Полгода ковали, не меньше. Второго такого нет, Ник.
Глава 2
Судья полулежал на широком диване, обложенный со всех сторон мягкими подушками, пошитыми умелыми швеями из безумно ценной шерсти горного козла – животного редкого и почти неуловимого, встречающегося только в высокогорьях Белых Скал. В ногах у Судьи примостилась юная наложница и, казалось, спала.
– Подбрось-ка еще пару-тройку поленьев, Хват, – Судья поежился.
Девушка тут же встрепенулась, начала ловить преданными щенячьими глазами его взгляд, пытаясь предугадать сиюминутное желание хозяина. Тот ласково и успокаивающе погладил ее светлые волосы, и девушка, довольно улыбнувшись, положила голову ему на колени.
Хват поднялся из кресла, подошел к аккуратно сложенной в форме пирамиды поленнице, взял сверху первые попавшиеся кругляши и бросил в камин. Взметнулся сноп искр, и огонь, весело потрескивая, принялся вылизывать сухое дерево.
– Да ты не жадничай, не жадничай! – проворчал Судья. – Подбрось еще. Сдается мне, год-два – и досюда Лес доберется: дерева тогда на всех хватит, – он хохотнул над своей шуткой, зевнул и прикрыл глаза.
В зале было так натоплено, что впору окна настежь распахивать, но Хват не стал перечить, выбрал полено потолще и отправил его вслед за другими в огонь. Украдкой смахнув пот со лба, оттащил свое кресло подальше от камина, уселся вполоборота от Судьи и, чтобы чем-то занять себя, принялся лениво разглядывать старинное полотно на противоположной стене.
Хват был равнодушен к искусству. По большому счету, он был равнодушен и к дорогим украшениям, золоту, драгоценным камням – всему тому, что застилает глаза обычному обывателю, вдруг превращая законопослушного горожанина в преступника, а порой и в убийцу или, того хуже, в отступника.
Конечно, Хват знал цену золоту. Но больше в прикладном аспекте: подкуп и шантаж, шантаж и подкуп. Как любил повторять Судья, «у всех есть своя цена». И в этом Хват, возглавлявший не первый год Тайную сыскную канцелярию, не мог с ним не согласиться.
В камине потрескивало. Отблески разгорающегося огня заплясали по медной раме. Хват вздрогнул. На большом полотне вдруг проявилось изображение пирамиды. Цвета золота. А над ней словно парил глаз. Да-да, именно глаз, чуть прищуренный, смотрящий вниз из-за темных грозовых туч.
– Странно, – Хват задумался. Даже несколько раз моргнул для порядка. Он, наверное, уже в двадцатый раз видел эту старинную картину в тяжелой медной раме. По заведенному обычаю перед каждой важной операцией Судья собирал доверенных людей именно в этой части своего замка. Здесь принимались окончательные решения, определялись сферы ответственности и намечался порядок предстоящей работы. Хват мог бы поклясться, что на картине был изображен герб рода Денберров, к которому принадлежал его господин, – трехгранный наконечник боевого копья с насаженным на него яблоком. Несколько столетий назад героические предки Судьи выбили степняков из Срединных земель, присоединив к Великому Городу обширные фруктовые рощи. Этот пронзающий спелый фрукт трехгранный наконечник, как объяснял Судья, и символизировал тот самый подвиг.