Лешие не умирают
Шрифт:
– По-моему, ему твой подарок понравился, – хмыкнул Латышев, указав на вовсю резвящееся растение.
Группу сталкеров встречали, словно Колумба, вернувшегося из Америки. За воротами их окружили все незанятые дозором охранники. Не стерпел даже один из караульных на вышке и начал спускаться, чтобы лучше слышать рассказы путешественников, но под строгим взглядом Торгачева поднялся обратно, вздыхая, как обиженный кот над пустой миской.
Со всех сторон слышались вопросы. Максимыч отвечал односложно, стараясь не вдаваться в подробности: «Да…», «Нет…», «Вот такой и огромный…», «Помогали, конечно…». Данила, не любивший излишнее внимание к своей персоне, угрюмо отмалчивался, а Латышев лишь загадочно улыбался и многозначительно
Сталкеры нырнули в приятный полумрак лестницы, ведущей в подземелья. Металлические ступеньки гулко отзывались под тяжелыми армейскими «берцами», играя гимн в душах возвращающихся домой. Впереди уют, тишина и покой, который, впрочем, скоро наскучит, и сталкер опять полезет в суровый, опасный мир на поверхности. Так уж устроены люди. Не сидится им на одном месте спокойно. Вечно ищут приключения на это самое место.
Как бы ни изменились времена, а человеческое жилище не меняется, как не меняется и сам человек. Да, раньше оно стремилось ввысь, а теперь зарывается поглубже в землю, но по сути это все тот же людской муравейник. Как только сталкеры оказались за массивной гермодверью, отовсюду послышалась речь. Где-то заразительно смеялись молодые девушки, играл на расстроенных струнах неумелый гитарист, сытым котом тихо урчал насос, подающий воду в убежище. Малый бункер был нежилым. Его использовали под складские помещения и как предбанник, за дверью которого открывался большой и опасный мир. Тут хранили вещи, принесенные сверху, до их обеззараживания и дезактивации, поэтому фон на этом уровне был выше, хотя и не доходил до критических величин. Люди здесь работали или ждали возвращения ушедших на поверхность. Как вот эта пара…
В разных углах холла стояли две девушки. Обе кидали друг на друга злые косые взгляды, умудряясь делать вид, что второй в этом большом помещении не существует. Когда отряд появился из душевой, где избавился от громоздких комбинезонов, оружия и амуниции, глаза девушек загорелись, словно звездочки. Первой с места рванула Татьяна. Вот что значит выиграть старт. Чертыхаясь на конкурентку и на себя, Алина направилась к мужчинам, уже намериваясь повыдирать наглой девке космы, но та пробежала мимо Максима, чем ввела Алину в замешательство, и повисла на шее Молодого.
– Костичек, я так волновалась! – похоже, девушка решила не откладывать в долгий ящик свое счастье и, не надеясь на скромного парня, взяла все в свои руки.
– Костичек? Кто бы это мог быть? – заговорщицким тоном прошептал Латышев, наклонившись к Изотову. Глаза его смеялись, но лицо выражало крайнюю степень удивления.
– Сам в шоке. – Максим показал на Молодого и пожал плечами.
Но больше всех была удивлена Алина. Она битый час стояла рядом с Татьяной, накручивая себя на настоящую битву. А оказалось… Все зря. Не надо ничего отстаивать, не надо биться. Татьяна оказалась умнее и быстро сориентировалась в мужиках. Вот чего ей так не хватает. Алина стояла, как громом пораженная, наблюдая за этой счастливой парочкой: совершенно обалдевшим Молодым и довольной произведенным на всех эффектом Татьяной. Она застолбила себе молодого человека, и пусть только кто попробует позариться на ее собственность!
Засмотревшись на сладкую парочку, Алина пропустила момент, когда Максим покинул помещение. Когда Молодой со все еще висящей на нем Татьяной вышли, девушка с удивлением обнаружила рядом только Латышева и Данилу, которые, не ограничиваясь в эпитетах, обсуждали поведение молодых людей.
На удивление в медчасти никого не было: отца где-то носило по Сенатским делам, мать, скорее всего, убежала к очередному больному, а Алинка, которую в таких случаях оставляли на хозяйстве, дезертировала на «торжественную» встречу отряда сталкеров. Изотов улыбнулся, вспоминая выражение лица девушки, когда он проходил мимо нее. Что и говорить, поведение «новой подруги» ее поразило. Была даже мысль взять девушку за руку и увести, но желание побыть с Ириной наедине пересилило, и он ушел по-английски, без соблюдения соответствующего церемониала.
Максим осторожно заглянул в палату. Ирина лежала в самом дальнем углу комнаты, прикованная, как и прежде, к вытяжной шине. Что изменилось – это повязка на голове. Она больше не скрывала поврежденный глаз, явив красно-фиолетовый рубец на лице. На мнение Максима он, конечно, бросался в глаза, но нисколько не портил Иру. Ну, по крайней мере, слишком уж больших изменений во внешности не было, а подобная рана у Саныча зажила полностью, и шрамов почти не заметно. Тем не менее, Ира, посмотрев на вошедшего, тут же отвернулась, уставившись на белоснежный кафель. Максим подошел к самой кровати и присел на краешек.
– Ты как?
Девушка не ответила.
– А мы с поверхности… – Ирина шмыгнула носом, – вернулись. Помогали племени, которое тебя спасло.
Она скосила глаза, посмотрев на Максима, но тут же снова уставилась на стену.
– Ты не хочешь со мной разговаривать?
– Да! – она повернула лицо к Максиму. Травмированный глаз, из которого еще не ушла краснота кровоизлияния, зло посмотрел на него. Фиолетовый шрам на фоне бледного лица выглядел еще ярче. – Уходи.
Максим растерялся. Не таким он себе представлял разговор с любимой после долгой разлуки. Он столько хотел ей сказать, а тут – «уходи».
– А почему?
Она лежала, испепеляя его кровавым глазом. Несколько раз открывала рот, чтобы начать гневную тираду, но почему-то каждый раз останавливалась.
– А то не видно?… Разве не знаешь?
– Я честно не понимаю, почему. – Максимыч посмотрел на Ирину. – Я уйду, только объясни.
Девушка даже приподнялась на локтях. Одеяло сползло на живот, обнажив огромный желто-зеленый синяк на плече и груди.
– Даже не знаю, с чего начать, – она сделала вид, что задумалась. – Попробую сначала. Во всем виновато гребаное соревнование, которое ты затеял. В результате я проиграла… проиграла все: и битву с сестрой за тебя, и красоту, и, как выяснилось, саму жизнь. Как-то так. Поэтому даже по моей женской логике виноват ты. Если бы ты вовремя сделал выбор, всего этого бы не было. – Ира указала на свое лицо, ногу на вытяжке и на больничную палату.
– А жизнь-то почему? Ты же жива. Ну, болеешь. Так поправишься.
– Максим, ты же не дурак. Кому я такая буду нужна? Разве это жизнь? Да я буду ходить и разговаривать. Возможно, даже смогу учить детей… если они не разбегутся от ужаса. Но как женщина я умерла. Так что уходи к… да хотя бы к Алине. – Голос ее стал тихим и грустным. – Теперь тебе не надо делать выбор. У тебя есть неуродливый вариант девушки, которая тебе нравилась.
– Мне ты нужна.
– Это ты сейчас так говоришь, из жалости. Только вот жалеть меня не надо. Меньше всего мне это нужно. – Она снова отвернулась от Максима и уставилась на стенку. – Уходи.
– Хорошо, я уйду, конечно, – Максим встал. – Только вот ты говоришь: не сделал вовремя выбор… Знаешь, как я себя ругаю за это? Когда выяснилось, что ты пропала, вот только тогда я понял, как мне тебя не хватает. Наверное, я дурак, что не ценил тебя, когда ты была рядом. Воистину: «что имеем – не храним, потерявши – плачем», это про меня. И я был самым счастливым человеком, когда тебя нашли. Так что теперь для меня выбор небольшой: или с тобой, или один. По-другому просто не смогу.
Максим развернулся и уперся взглядом в расширенные от удивления глаза Алины. Не было сомнений, что она слышала его признание. «Ну и хорошо, что слышала. Меньше придется объясняться». Он обошел девушку и вышел из палаты.