Леший знает что!

Елифёрова Мария Витальевна

Буська не был уверен, что сестра неправа. Но мама одёрнула её.

– Не думаю, что дать кому-то утонуть - хорошо. Если он опасный, его, в конце концов, можно посадить на цепь.

– Вот что, - сказал папа. Он уже обулся в резиновые сапоги, повесил на плечо свёрнутую верёвку и зажёг переносной фонарь.
– Я отвечаю за то, чтобы у нас никто не утонул в болоте. И потом, бросать утопающего в беде - подлость. Буся, пошли. Мне понадобится твоя помощь.

Зараза рассказала сущую правду. Локса умирал от страха, сидя по грудь в трясине и

вцепившись в лежавшую поперёк кочки рогатину. Он боялся пошевелиться, потому что с каждым движением его засасывало всё глубже. Грязь была ледяная, и Локса совершенно окоченел. Из носа у него лило ручьём. Он гадал, что произойдёт раньше - утонет он окончательно или всё-таки окочурится от воспаления лёгких. В довершение всего солнце опустилось за деревья, и над болотом сгустился мрак. Локса и раньше боялся темноты, но даже не представлял себе, как это ужасно - тонуть ночью в болоте совершенно одному.

От каждого шороха сердце у него уходило в пятки. Издалека, из непроглядной тьмы лесной чащи раздался вой. Волки! Локса содрогнулся. Может быть, они всё-таки не едят разбойников, страдающих насморком?

– Бу-ууу!
– вдруг страшно заорало что-то у него над головой, и перед самым лицом у него сверкнули два жёлтых глаза. Прежде чем Локса сообразил, что это всего лишь филин, было уже поздно. Он успел шарахнуться, выпустил рогатину и ушёл вглубь почти по плечи.

Положение стало совсем безнадёжным. Поверх соплей у Локсы потекли слёзы.

– Помогите!
– охрипшим голосом застонал он.
– Спасите, я больше не буду!

Что именно "не буду", Локса и сам не знал. Но во мраке послышался треск камыша, и замелькал оранжевый огонёк. Кто-то с фонарём пробирался к нему по кочкам.

– Ты что тут на болоте делаешь?
– услышал Локса недовольный голос.

– Тону...

– А зачем тебя сюда понесло? Ладно, горе моё, хватайся и вылезай!

Глава 15 , или Ужасная правда

Буська проворочался всю ночь без сна. Папе, должно быть, тоже не спалось - Буська понял по скрипу дверей, что он выходил в ночи на крыльцо. Курить он не курил, наверное, так просто сидел и смотрел в темноту. Они сбились с ног, разыскивая во мраке утопающего разбойника, но так его и не нашли. Зараза даже подумала, что перепутала место, но потом разглядела при свете фонаря брошенную рогатину.

– Во как, - упавшим голосом сказала она.

– Не успели...
– папа вглядывался в болотную топь. Искать там следы Локсы было бессмысленно.

– Пива найдётся помянуть?
– спросила белка. Буська злобно дёрнул её за хвост.

– Дура!

Вы бы, наверное, тоже на их месте решили, что Локса утонул. Не расстроилась после этой истории одна Тяпа. Она считала, что ни к чему вытаскивать из болота разбойников.

Утром, ещё затемно, папу с мамой разбудил стук в окошко. Мама отодвинула занавеску.

– Кого ещё там принесло в такую

рань?
– зевнул папа. Он всю ночь не смыкал глаз, и ему только-только удалось задремать.

– Патапумыч пришёл. Не вставай, я схожу спрошу, что ему надо.

Мама вышла в сени и открыла медведю дверь. Патапумыч казался смущённым.

– Прости, матушка, что разбудил, - зашептал он.
– Я вот хотел спросить: у тебя пирогов со вчерашнего дня не осталось? Гость у меня, нечем накормить на завтрак.

– Что это к тебе гости повадились в пять утра?
– изумилась мама. Это было совсем не в характере Патапумыча.

– Да я уж и не знаю, - окончательно сконфузился медведь.
– Случайно занесло. Я его вчера из болота выловил.

– Из болота?!
– тихонько ахнула мама.
– Не тот ли, которого мои вчера искали? Зайди в кухню, посиди, я сейчас...

Она побежала будить мужа и сына. Через несколько минут заспанные лешие - все, кроме Тяпы, - собрались на кухне. У Буськи на плече сидела зевавшая Зараза: любопытство победило сон.

– Мне сороки натрещали, - рассказывал Патапумыч.
– Смотрю, и правда тонет в болоте. Пришлось спасать.

– А как он выглядит?
– на всякий случай спросил Буська.

– Рыжий, вислоухий и весь в соплях.

– Он, - сказал Буська и скосил глаза на Заразу. Белка кивнула.

– Точно.

– И где же он теперь?
– забеспокоился папа.
– Неужели у тебя дома?

– Ну да, - ответил медведь.
– Спит у меня в хате. Я его в баньке отпарил, не мог же я его таким грязным в дом пустить. Ну, и чайку с малиной дать пришлось от простуды.

Лешие переглядывались между собой. Наконец мама неуверенно произнесла:

– Ты... это... поосторожнее бы. Ты хоть знаешь, зачем он в Лес пришёл?

– А то, - усмехнулся Патапумыч.
– Он на медведя охотиться собрался. Сам мне сказал.

Из всех, кто сидел на кухне, не разинул рот только Буська. Он-то знал, в чём дело.

– Этот болван ни разу в жизни медведя не видел, - пояснил он. Папа схватился за голову.

– Но ты не можешь оставить его у себя! А если он догадается, что ты медведь?

– А что он мне сделает? Рогатину-то он в болоте потерял.

– У него ещё ножик есть, - напомнил Буська. Патапумыч только лапой махнул.

– Нет у него ножика. Ножик сороки стащили, он тогда в болото и попал, когда за ними погнался. Они, как увидели, что натворили, прилетели ко мне за помощью. Я и пошёл спасать дуралея. А ножик так у сорок и остался.

Папа задумался.

– Вот что, - сказал он.
– Пирогов мы тебе, конечно, дадим. Но я пойду с тобой. Я по долгу службы хотя бы взглянуть на него обязан.

– Я с тобой, - заторопился Буська. Зараза слезла с его плеча и объявила, что он может идти куда хочет, а лично она пойдёт спать - раз Локса жив, то её совесть чиста, а заниматься посещениями больных ей неохота. Буська не возражал, и они с папой отправились вслед за Патапумычем.