Леший знает что!
Шрифт:
– Я не про неё говорил!
– отчаянно завопил он.
– Я про книжку, про книжку! К Меше эту книжку!
Он размахнулся и запустил книжкой в чёрную массу. Книжка глухо стукнулась о мохнатый бок и упала на землю. Меша неторопливо стекла со стены бесформенной кучей, раззявила зубастую пасть и проглотила книжку. Затем развернулась и, шурша мёрзлой листвой, уползла в темноту.
– Уф, - содрогнулся Буська и поспешил обратно в дом. Мама молча выглянула из спальни в коридор, покачала головой, но ничего не сказала. Она, конечно, слышала крик и догадалась, что произошло. И ещё она догадалась, что Буську сейчас
– Она ушла?
– дрожащим голосом спросила Зараза, едва Буська появился на пороге комнаты.
– Ушла, ушла, - успокоил её Буська. За окном никого не было. Только блестела в темноте трещина на стекле.
– А книжка?
– Она её съела. Надо было что-то ей кинуть. Ты же знаешь, Меша больше одной вещи враз не берёт.
– Как же ты теперь без книжки будешь?
– усы у Заразы виновато поникли. Буська подхватил её на руки.
– Глупая твоя беличья башка! Забудь. Давай чаю попьём.
Именно в этот момент, когда Буська прижимал к груди Заразу, в доме кузнеца на поляне Локса прижимал к груди кое-что другое - записку, полученную от Росомахи. Лёжа за печкой и пряча послание под одеялом, Локса улыбался во сне.
Глава 22
, в которой Локса снова попадает в затруднительное положение
Неустойчивая погода раннего декабря изводила лесных жителей своими капризами. То прихватит лужи морозом, поздняя трава покроется инеем, а на земле ничего, кроме твёрдых от корки льда палых листьев - хоть бы одна снежинка. То, наоборот, повалит сырой мягкий снег, поломает ветки елей и тут же растает от тепла, превратившись в липкую кашу на тропинках. В одно такое оттепельное, серое утро к домику леших примчался взъерошенный Вазга. Не волком, как он чаще ходил в холода, а в своём обычном виде. Только ноги у него были обуты в валенки, а на плечи наброшено стёганое одеяло.
– Шима***, старик, выручай!
– кинулся он к папе.
– Беда форменная!
– В чём дело, Вазга?
– взволнованно спросил папа.
– Может, пройдёшь в дом?
– Некогда мне, - в отчаянии заявил Вазга.
– Такое дело! Локса, балда этакая, взял у меня волчью шкуру - по лесу прогуляться.
– А что в этом плохого?
– не понял папа. Вазга стукнулся седой головой о дверной косяк.
– Ты ещё спрашиваешь, что! Он напоролся на Лиску Патрикеевну! И она подумала, что это я! Старуха давно мне хотела какую-нибудь подлянку устроить. Вот и наплела ему с три короба, что, мол, сейчас в проруби хорошо рыбу ловить хвостом - клюёт и клюёт. Я-то уже лет двести на такие удочки не попадаюсь, а он, дурак, поверил.
– И что?
– полюбопытствовал вынырнувший из кухни Буська, хотя он уже начал догадываться, что.
– Что-что! Примёрз, конечно. Сутки уже сидит на пруду. У берега лёд с утра оттаял, и к нему не подберёшься. А хвост никак не вытаивает.
Утомившись такой длинной речью - не привык он много говорить, - кузнец запыхтел и стал утирать пот со лба. Мама предложила ему успокоительного чая из пустырника и липового цвета, но он наотрез отказался. Он не мог дождаться, пока папа и Буська соберутся. А ведь лешим и зимой собраться
В последний момент за лешими увязалась Зараза. Буська хотел было её прогнать, но потом раздумал. Вряд ли она могла навредить Локсе больше, чем он уже сам себе навредил.
Всё оказалось ещё хуже, чем думали папа с Буськой. Прорубь, в которой примёрз хвост волка, была вовсе не прорубь, а отдушина, которую сделали бобры снизу из-под воды. От берега до неё было далеко. Там, где впадал ручей, лёд ночью сошёл, и за сухими камышами плескалась широкая чёрная полынья. Дальше простирался ненадёжный подтаявший лёд. Со стороны, где сидел и скулил несчастный волк, лёд оставался прочным, но подойти туда было невозможно - там был остров, поросший непролазным ивняком.
Завидев спасателей, Локса завыл и принялся метаться. Лапы у него разъехались, и он плюхнулся пузом на лёд - к немалому восторгу Заразы.
– Сиди смирно!
– рявкнул Вазга.
– Не слышит. Ну что ты будешь делать?
– Первым делом надо как-то вынуть его из шкуры, - произнёс папа.
– У него, в отличие от тебя, хвост неродной - значит, отвалится, как только он превратится. Что надо для этого сделать?
– Через нож прыгнуть, - хмуро сообщил Вазга.
– Только как? Нож-то втыкать некуда, там один лёд. И всё равно к нему не подобраться.
– Попробуем.
Папа вдвоём с Буськой срубили пару болотных осинок, какие повыше, и перекинули их с берега в озеро. Но даже самое длинное деревце заканчивалось шагах в десяти от Локсы. Он же мог сдвинуться с места самое большее на полшага.
– Не выйдет, - сказал Вазга. Зараза наблюдала за суетой с высокого пенька.
– Тоже мне, умники бородатые!
– сплюнула она. Папа и Вазга одновременно оглянулись и посмотрели на неё.
– Зара, Зара, - тревожно сказал Буська. Но, прежде чем кто-нибудь успел рассердиться, белка в несколько прыжков взлетела на толстую сосну, нависавшую корнями над берегом, и отгрызла большой кусок рыжей коры. Кора шлёпнулась вниз. Соскользнув вниз по стволу, белка подхватила кору зубами и побежала по лесине, протянутой на лёд.
Все затихли, ожидая, что она будет делать. Даже волк перестал визжать и сучить лапами. Зараза резво добежала до верхушки деревца, соскочила с неё и помчалась по льду, толкая перед собой кусок коры, как шайбу. Когда кора оказалась под самыми лапами у волка, белка бросила её, развернулась и поскакала назад.
– Нож-то захватили?
– сварливо спросила она. Вазга понял её без лишних слов. Он вынул из кармана своего фартука складной ножик и протянул ей. С ножом в зубах Зараза вернулась по лесинке на лёд. Она перехватила нож лапками, раскрыла его и воткнула в кусок коры.
– Прыгай, чучело, - сказала она и поспешила влезть обратно на мостик, чтобы Локса её ненароком не задавил. Прыгать, конечно, с примороженным хвостом было нелегко. Приподнявшись, волк кое-как неуклюже перевалился через нож.
Всё произошло так быстро, что Буська и разглядеть не успел толком - а что именно "всё". Шкура свалилась и осталась лежать с примёрзшим хвостом, а вместо волка на льду очутился обычный Локса, и конечно же, голый. Он тут же вскочил на ноги, дрожа от холода.
– Стой, где стоишь!
– завопил Буська.
– А ещё лучше на четвереньках!