Лёшка-"студент"
Шрифт:
— Ну что, приступим? — спросил врач.
За последние дни Черный заметно вырос в собственных глазах. Еще бы, ведь он справился с Ковалевым, которого боялись все, в том числе и генерал, командовавший когда-то группой десанта, отборнейшими бойцами, атаковавшими дворец президента чужой страны, перебившими охрану, состоявшую не из трусливых баранов, а из вооруженных по последнему слову техники амбалов. Шенгелая считал, что сумел разобраться в мыслях сильного, но от этого не ставшего более умным, человека, и победил. Сам, без посторонней помощи! Теперь врач не
Шенгелая уже не боялся Ковалева. А раз так, значит, не мог и поддаться его внушению, так считал он.
Деловитые молчаливые помощники подсоединили приборы и вышли из лаборатории. Только после того, как дверь за их спинами закрылась, Шенгелая откинул простыню, закрывавшую лицо пациента. На этот раз перед ними лежала женщина. Довольно красивая, хоть уже и не молоденькая…
— Не нужно вызывать приступ искусственно, — сказал Ковалев. — Я сделаю это так, руками.
Черный подумал и согласился.
Врач сел на высокий табурет с одной стороны каталки, а Ковалев пристроился с другой.
— Начнем? — спросил врач, повернувшись к Ковалеву, и замер, пораженный глубиной его глаз.
Зеленые глаза Ковалева постепенно превращались в серые, взгляд стал острым и пронзительным, эти глаза притягивали и одурманивали. Врач попытался мотнуть головой, стараясь сбросить наваждение, он понимал, что необходимо немедленно, не теряя ни секунды, крикнуть, ударить Ковалева кулаком, пнуть ногой или ущипнуть себя за любую часть тела, потому что только резкое движение могло спасти его от страшной силы этих глаз, но не мог пошевелить и пальцем. Он понимал, что глубокие, ставшие бездонными глаза Ковалева притягивают его к себе, что пройдет еще пара секунд, и он не сможет не подчиниться!..
— Не-е-т… — слабыми, ставшими чужими губами прошептал врач, но повторить совсем короткое слово не смог.
— Спать, — твердо сказал Ковалев. — Спать! — резко повторил он.
Шенгелая обмяк. Его руки упали на колени, плечи обвисли, и все тело расслабилось. Глаза врача медленно закрылись.
Ковалев прислушался, но из коридора не доносилось ни звука.
— Что за прибор вшит мне в грудь? — спросил Ковалев. — Отвечай!
— Нельзя… Это государственная тайна… — медленно, как будто язык не слушался его, заговорил врач. — За разглашение можно потерять работу… Потом суд… Спрячут в дурдом…
Угасающими остатками воли Шенгелая пытался направить свой мозг на непрерывную смену возникающих в голове образов, чтобы вот так, непрерывно меняя тему, не ответить на вопросы, задаваемые Ковалевым. Нужно было настроить мозг на обрывочность и хаотичность мыслей, как бред шизофреника, чтобы не дать себе сосредоточиться, но было поздно…
— Открой глаза! — командовал Ковалев. — Смотри на меня!
Шенгелая не сопротивлялся, он просто не мог этого сделать…
— Если ты не начнешь отвечать, то через секунду у тебя откажет сердце! И ты умрешь!
— Там мина…
— У меня, в груди?!
— Да…
— Что за мина?
— Химическая… По периметру здания стоят датчики… Они работают в постоянном режиме… — врач отвечал медленно. — Если вы пересечете радиолуч, то произойдет включение взрывателя и в сердечную сумку попадет порция яда…
— А как меня перевозили?
— Тогда систему отключали, и начальник охраны вез с собой переносной генератор…
— Каверзнев?..
— Да.
— Надо бы тебя вообще лишить памяти и оставить таким, каким был тот мужик после аварии… — с ненавистью выговорил Ковалев. — Ты знаешь, где Костя?
— Да… В больнице… В Японии…
Ковалев встал со стула и подошел к столику с инструментами. Он откинул салфетку, посмотрел на блестящие хирургические инструменты, приготовленные на случай осложнений, и повернулся к Черному.
— Ты когда в последний раз оперировал? — спросил он.
— В институте… На практике… Десять лет назад…
— Сейчас ты мне разрежешь грудную клетку и вытащишь этот прибор. Если во время операции ты сделаешь хоть одно неверное движение, ты умрешь! Умрешь сразу. У тебя сердце остановится одновременно с моим. Ты все понял?
Глаза врача были пустыми. Из них исчезла властность, пропала уверенность, сопровождавшая каждое слово, каждое движение этого человека. В его глазах были только безволие и страх.
— Начинай.
Ковалев плотнее уселся на табурет рядом с неподвижным телом на каталке и через голову снял рубаху.
— Стой! — сказал он, когда врач приблизился к нему со шприцем в руке. — Это что?
— Новокаин. Обезболивающее…
— Ладно, давай! И делай побыстрее..
Врач ввел иглу прямо над красным шрамом, опоясывающим Лешку.
Лешка держал под грудью салфетки, быстро пропитывавшиеся кровью, а Черный, низко склонившись, шарил рукой в кровавой ране. Ковалев заскрипел зубами, не в силах сдержать боль, и врач выпрямился, сжимая двумя пальцами коробочку, обросшую беловатыми наростами. Пластмассовая коробка, безобидная на вид, чуть меньше спичечной…
— Вот она, — сказал Черный.
— Зашивай! — из последних сил удерживая слабеющее сознание, скомандовал Ковалев. — И вколи мне что-то возбуждающее! Кофеин, морфий!..
Врач сделал укол, взял в руку кривую иглу с шелковой нитью, проткнул кожу у раны.
Через несколько минут Лешка промокнул салфеткой кровь рядом с повязкой, отодвинулся от каталки и с облегчением посмотрел вокруг. На полу лежали грязные салфетки и темнели капли крови.
— Подойди сюда, — сказал Ковалев. — Наклонись ко мне.
Черный склонился к его лицу.
— Сейчас ты соберешь все использованные салфетки в какой-нибудь мешок и вытрешь кровь, после чего положишь мусор в свой портфель и вынесешь за пределы тюрьмы. Как только ты выкинешь салфетки в мусорный контейнер, пройдешь сто метров и забудешь все, что сегодня произошло. Ты забудешь это навсегда, а если когда-либо вспомнишь, то в ту же секунду у тебя случится инфаркт! Ты много раз это видел, так что хорошо понимаешь последствия. Ты умрешь, если не выполнишь моего приказа! Ты понял меня?