Лешкина любовь
Шрифт:
— Ты вернул мне прошлый раз «Вешние воды» и ничего не сказал. Или ты просто не читал?
Так было велико Лешкино горе, что он не сразу понял, о чем она спрашивает.
— Я бы за это время, наверно, еще три книжки одолела! — насмешливо продолжала Варя, задетая молчанием Лешки. — У тебя столько свободных вечеров!
— Прочитал я, — выдавил кое-как из себя Лешка. — И еще успел не три, а целых четыре… одолеть!
— Вот как? Ну, и понравилась тебе моя книжка?
И тут уж Лешка решил выместить на Тургеневе все свое
— Нет, — сказал он жестко. — Такая препротивная книга!
Варя ласково подбодрила Лешку:
— Да? И что же ты нашел в ней плохого?
— Этот самый Санин… Ну, ну разве он хороший человек? Обманул такую… такую девушку, а сам с госпожой Полозовой… Она же его своим лакеем сделала!
Темные пятна юношеского румянца проступили на Лешкиных костистых щеках. Он намеревался сказать что-то еще, совсем убийственное, по адресу барчука Санина, но Варя опередила его, с ледяным спокойствием произнеся:
— А вот мне Санин как раз больше всего понравился. Такая любовь к женщине! Попросила бы его Полозова… ну, скажем, прыгнуть с этого берега на тот, и он прыгнул бы не задумываясь!
Куда только делся Лешкин румянец! Но Варя не видела, как побледнел Лешка. Она слегка подняла голову — казалось, это тяжелая, литая коса оттягивает ей голову назад — и усмехнулась:
— А теперь… Да разве теперь найдется такой? Прыгнет, да вдруг… ноги промочит и насморк получит?
Варя не сразу поняла, зачем так проворно вскочил Лешка. А когда он, разбежавшись, прыгнул, на лету хватаясь руками за свисавшую над речкой гибкую ветку старой березы, стоявшей на той стороне, Варя пронзительно взвизгнула и закрыла ладонями лицо.
Ей казалось, что сию минуту произойдет что-то ужасное — Лешка или расшибется насмерть, или сломает себе ноги. А Лешка уже стоял на том берегу и сам удивлялся своей удаче: расстояние между берегами было куда шире, чем тот овраг, который ему на днях не удалось перемахнуть…
Варя встретила Лешку за бурлящим порогом, у перекинутого с одного берега на другой дубового бревнышка.
— Алеша… Ведь я… нарочно все это! — у Вари оборвался голос. — Ты… ты теперь, наверно, и знать меня больше не захочешь?
— Что ты говоришь, Варя! — у Леши тоже оборвался голос.
И вдруг ему безумно захотелось схватить Варю, схватить ее такую, какой она стояла перед ним — растрепанную, жалкую и красивую, и поцеловать в горевшую жаром щеку. Но его удержал от этого смутный стыд: он только поднял руку и нежно провел кончиками пальцев по ее мокрому, мокрому от расплывшихся слезинок лицу.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ни Варе, ни Лешке не хотелось расставаться, и по Лесному проезду они не шли, а плелись, стараясь как-нибудь оттянуть время.
Они пускались на разные хитрости. Вдруг Лешка останавливался, поднимал с земли листик клена — такие валялись на каждом шагу — и со словами: «А ты посмотри… Ну, разве не чудо?» — бережно клал его Варе на ладонь.
— Весь огненный, будто из печки! — восхищалась Варя. — А какие точки… Алеша, ты заметил на листике малюсенькие крапинки?
А спустя минуту-другую останавливалась Варя. То она замечала дятла, долбившего убогую сосенку, засохшую с одного бока, то вербу в палисаднике веселой дачки, на удивление не вовремя набравшую почки.
Они были так увлечены сами собой, что не сразу увидели Варину сестру — женщину еще не старую, но не в меру располневшую, с пухлыми короткими руками.
Стояла она у ворот своего пятистенника горохового цвета и, уткнув кулаки в бока, не спускала с Вари и Лешки недобрых васильковых глаз.
— А мне так их жалко, так жалко, — с легкой грустью в голосе говорила Варя, разглядывая ветку вербовника, сорванную Лешкой. Кое-где набухшие почки лопнули, и, раздирая глянцевую корочку, на свет белый проклюнулись пушистые язычки с сероватым отливом. — Видишь, Алеша? — продолжала Варя. — Бедненькие, ну что вы теперь будете делать, ведь скоро морозы!
В следующий миг, подняв глаза, Варя увидела свою сестру. Вначале она смутилась. Но тотчас взяла себя в руки и продолжала идти рядом с Лешкой прежним шагом.
Тут уж ее сестра не выдержала и закричала:
— Ты, красавица, может, поторопишься?
— А что такое случилось? — с видимым спокойствием спросила Варя.
Лешка вдруг остановился и стал подтягивать до колена голенище сапога на левой ноге.
Сестра Вари развела руками и сказала, играя ямочками на щеках:
— У нас гость сидит, да еще какой! Я который раз выбегаю, все глаза проглядела, а тебя нет и нет!
— Кто-нибудь из Рязани приехал? — спросила Варя, и пушистые ресницы ее взлетели вверх.
— Очень нужна мне твоя деревня!.. Никита Владимирович в гости пожаловал!
Варя подалась назад.
— А мне что от этого?
— Как что от этого? — зашипела гусыней сестра, косясь на калитку. — Никита Владимирович не какой-нибудь голодранец… человек образованный. Я и самовар поставила и стол накрыла. Беги, принарядись и мой полушалок на плечи накинь…
Варя снова отступила на шаг. Теперь уж Лешка стоял рядом с ней.
— Не хочу я никакого чаю… И видеть вашего… Никишку тоже не хочу!
— Да ты что, белены объелась? — сестра схватила Варю за руку и с силой втолкнула ее в калитку. — Ей, дуре, добра желают, а она, нате вам, хвост задирает!
— Как вы смеете! — вскрикнул Лешка, бросаясь на выручку Варе.
Но разгневанная пышногрудая женщина, тяжело дыша, плечом оттолкнула его от ворот.
— Пошел вон, сверчок… ржавая железка!
И калитка с грохотом захлопнулась.
«Вот это «больная»!» — первое, что пришло Лешке на ум, когда он, спотыкаясь, переходил дорогу, направляясь к дому дяди Славы.