Лёшкина переэкзаменовка
Шрифт:
В первый же день каникул мы с Юрой Корабельниковым встретились у памятника Пушкину и отправились к Степному.
— Знаешь, почему я решил пойти к нему сегодня и не откладывать разговора ни на один день? — спросил меня Юра по дороге.
— Не знаю, — сказал я.
— Потому что я хочу, чтобы он использовал каникулы для повторения.
Мы не ожидали, что, увидев нас, Лёва так сильно обрадуется. Он бросился нам навстречу, схватил за руки, словно боясь, что мы уйдём, усадил на диван, а сам забегал по комнате и, страшно торопясь, заговорил:
— Ребята,
— Мы слушаем, — сказал Юра. — Ты не волнуйся так, слушаем.
Степной передохнул немного.
— У меня есть сосед, — заговорил он помедленнее, — живёт на пятом этаже, книжки ко мне брать приходит. Я к нему иногда в шахматы играть хожу. А у него, понимаете, есть двоюродный брат Витя, на год его моложе, в пятом классе учится. Я его в позапрошлое воскресенье видел. Хотите верьте, а хотите…
— Да мы тебе верим, — успокоил я, не понимая, к чему это Лёва клонит.
— А у Вити, — продолжал Лёва, — есть отец, и он четыре дня назад под трамвай попал — хотел сесть на ходу, а попал под колёса. Его, конечно, скорее в больницу. А на другой день Витя туда пришёл справляться, как отец. Ему говорят: состояние тяжёлое, а в палату не пускают. На другой день — это уж вчера было — Витя опять туда пошёл. Идёт он по коридору и слышит, как тётенька в белом халате говорит той, которая про здоровье больных отвечает: «Только что умер Белов, которого к нам позавчера доставили. Тут придёт один мальчик, сын его, так ты ему не говори, что отец умер. Сначала матери мальчика сообщить надо». Ну, Витя это услышал и… потом домой пошёл.
— Жаль очень Витю, — сказал Юра.
— Очень! — сказал я.
— Да подождите, подождите! — закричал Степной, и во взгляде его появились и гордость, и торжество, и счастье. — Это ведь только начало!
— Как же начало, когда человек умер, — возразил Юра.
— Теперь надо для этого Вити что-нибудь сделать хорошее, — предложил я, — чтобы ему…
— Да подожди ты!.. — нетерпеливо перебил меня Степной. — Вот приходит, значит, Витя из больницы домой, а мать его в это время по телефону говорит с врачом больничным. И он ей сообщает, что состояние здоровья Витиного отца удовлетворительное!..
— Неправду сказал, да? — спросил Юра.
— Да в том-то и дело, что правду! — закричал Степной так громко, что, наверно, и на улице было слышно. — Оказывается, минуты через полторы после того, как Витин отец умер, к нему пришёл один замечательный профессор со своими помощниками. И он оживил Витиного отца!..
— Не может быть! Так не бывает! — воскликнули одновременно мы с Юрой.
— Может! Бывает! — торжественно, твёрдо сказал Лёва. — Профессор даже Сталинскую премию получил. Конечно, он не всегда, далеко не всегда может оживить… Даже очень редко. Но всё-таки может! И Витин папа жив. А я, ребята, решил стать помощником профессора… В общем, медицинский институт кончать. Правильно, а, ребята?
— Правильно, очень правильно! — одобрил Юра и даже потряс Лёвину руку, словно того уже приняли в институт.
— Правильно, Лёва! — поддержал я.
— Ребята, может, все вместе пойдём на медицинский? — предложил Лёва. — Вместе будем работать, как вы думаете? Здорово было бы…
— Не знаю… Я пока не решил. Ещё четыре года учиться осталось, подумать успею, — сказал Юра.
— Я ещё тоже не знаю… тоже подумаю, — ответил я.
— Знаете, ребята, к кому я сейчас пойду? — спросил Юра. — У моего папы товарищ есть. Его на войне ранило, и он неподвижный лежит. Читает, пишет, а двигаться не может. Я ему про этот случай с Витиным папой расскажу. Раз уж даже оживить человека иногда можно, так, значит, и для него наши врачи скоро что-нибудь придумают! Я пошёл, ребята.
— Знаете, — сказал Степной, провожая нас, — скоро будет в медицинском институте день открытых дверей — это когда всех пускают. Пойдём? И там мы сможем увидеть профессора, про которого я рассказывал. Хотите?
Мы сказали, что хотим, и попрощались. Юра пошёл навещать товарища отца, а я — на занятие кружка юных астрономов.
После занятия кружка, на котором Сергей Петрович очень понятно объяснил строение солнечной системы, а также дал мне задание начертить путь, который пройдёт планета Марс до следующего великого противостояния, я спросил у одного мальчика, с которым на занятиях сидел рядом, знает ли он Степного.
— Лёву? Знаю! — ответил мой новый знакомый. — Он к нам раза два заходил. Языком болтает здорово: «Я, говорит, на Луну полечу, я, говорит, хоть сегодня готов». А когда дал ему Сергей Петрович совсем простенькую задачу решить, так он сказал «решу» и больше не пришёл. А там только и надо знать, как измеряется на земле атмосферное давление. Я его, этого Степного, как-то на улице встретил. «Что ж, решил задачу?» — спрашиваю. А он мне отвечает: «Атмосферное давление мы в самом начале года проходили… Я уже не помню». Подумай, не помнит! Взял бы да повторил! Верно?
«Ещё как верно! — подумал я. — Верно-то, верно, а ведь опять мы с Юрой на Степного не повлияли».
И, придя домой, я сразу позвонил Юре.
— Юра, — сказал я, — я хочу с тобой посоветоваться, как с председателем совета отряда.
И рассказал ему всё, что знал об увлечении Степного астрономией.
— Он как встретит трудность, хоть самую маленькую, так сразу от увлечения у него ничего не остаётся, — закончил я.
— Не знаю, — ответил мне Юра. — Конечно, насчёт повторения с ним немедленно надо поговорить. А вот насчёт того, что трудностей боится… Может, он правда астрономией больше не интересуется? Может, он врачом настоящим станет? А? Вот пойдём с ним — это ведь на днях будет — в медицинский институт в день открытых дверей и обо всём по-дружески поговорим.
Несколько дней спустя Лёва, Юра и я были в медицинском институте. В день открытых дверей приходят в институт десятиклассники, которые собираются в этом году поступить в вуз и выбирают себе профессию. Это для них открыты двери. А нас один студент спросил, что нам надо и зачем мы пришли. Лёва сказал, что мы ещё не в этом году кончаем школу, но очень мечтаем все трое стать медиками (мы с Юрой переглянулись и промолчали), и нам очень хочется послушать, что рассказывает о нашей будущей профессии профессор… Лёва назвал фамилию.