Лесная герцогиня
Шрифт:
Эмма молча глядела в потолок. Отворачивалась от хлопотавшей подле нее Ренулы. Она не могла глядеть ей в глаза. Она больше никому из этих людей не сможет смотреть в глаза. Не сможет больше быть их госпожой, их Звездой. Гизельберт и его люди не просто надругались над ней, они уничтожили ее, втоптали в грязь, лишили достоинства. И она попросила Ренулу уйти. Она не хотела никого видеть. Даже Герлок.
Эврар Меченый вернулся лишь с наступлением темноты. Эмма все так же лежала, сжавшись в комок и отвернувшись. Ее растрепанные тяжелые темно-оранжевые волосы свешивались с постели. На заплаканном, распухшем лице горели темно-карие глаза, бездонные, полные скорби.
Эврар осторожно сел на край ложа, взял ее влажную руку в свои, но не стал возражать, когда она ее отдернула. Сидел, потупясь, не в силах ничего
Наконец Эмма тихо прошептала:
– Прости меня, Меченый… Ты был прав. Прости меня…
– Я тоже виноват, – отрезал Эврар. – Кабы я мог объяснить тебе… Ранее…
– Ты пытался. А я… – Она лишь застонала, спрятав лицо в подушку.
Эврар чувствовал себя неловко, как никогда в жизни. Даже обругал себя мысленно за подобную мягкотелость. А потом – прочистив горло – стал говорить. Рассказал, как на него напали, когда он нашел сокола, как он лишь чудом спасся и долго бродил по лесу, пока не обнаружил в хижине Видегунда Леонтия. Заметив, как по телу Эммы прошла дрожь, успокоил ее. Ей нечего опасаться, тот уже жарится в аду. Попал прямо из пламени загоревшейся хижины в самое адское пекло. Но перед его кончиной Эврар все же допытался, зачем прибыл в Арденнский лес сын Ренье Длинной Шеи. Однако спасти, предупредить ее уже не успел. Зато смог отомстить. Почти… Ведь они так и не настигли Гизельберта с его прихвостнем в лесу. Возможно, стоило бы продолжать их преследовать. Но когда пошел дождь, собаки потеряли след, и им пришлось вернуться. Хотя он велел оповестить в ближайших лесных хуторах, что хозяин Белого Колодца щедро наградит того, кто пришлет ему головы двоих конных путников со следами побоев.
– Да слушаешь ли ты меня, Птичка?
Она чуть пошевелилась. И опять Эврара охватила жалость.
– Эх, если бы я успел вовремя…
А Эмма лежала и думала о том, поверила ли бы она тогда ему, особенно если учесть, как она словно потеряла голову от принца. И опять ее, будто каленым железом, ожег стыд.
– Уйди, Эврар. Самим небом заклинаю тебя, оставь меня.
Он протянул было руку, чтобы погладить ее по голове, но сдержался. Резко встал и ушел.
Два последующих дня Эмма провела в постели. Ренула жаловалась Эврару, что она почти не притрагивается к пище. Тогда он велел привезти Герлок. Но вид дочери вызвал у Эммы такой поток слез, что девочка сама залилась громким плачем. И это вывело Эврара из себя. Услав Герлок с Муммой из башни, он стал кричать на Эмму. Да ей еще надо благодарить провидение, что ее дочь не пострадала, да и сама она – подумаешь, поваляли ее мужики! Или не женщина она, что ли, чтобы не снести такое? Пусть благодарит своего ангела-хранителя, что не прирезали ее, не увезли невесть куда.
– И не пугай ребенка, – мерил шагами комнату Эврар. – Я с ней попробовал поговорить, она так и не поняла, что случилось что-то неладное. А люди в округе переживают за тебя. Маурин вон молится, чтобы ты скорее пришла в себя, вся братия Святого Губерта с колен не встает в базилике. А крестьяне так и стекаются к усадьбе, волнуются за тебя.
– Да разве ты не понимаешь, Эврар?! Кто я теперь для них? Обычная девка, которой… О, Пречистая Дева, как я смогу это пережить?!
– Сможешь! Небось не впервые. Думаешь, я не догадывался, что с тобой делали норманны в лесу на Луаре? А вон же смогла заставить лизать тебе руки и такого волка, как Роллон. А какой я отбил тебя у Леонтия? И что же – Звезда Арденнского леса! Так что не реви. Ты сильная женщина, чтобы постараться поскорее забыть о том, что случилось.
– Я не смогу, не смогу, не смогу!.. – твердила Эмма. – Я ведь так старалась, чтобы меня приняли здесь, чтобы стали почитать. Как я теперь буду их госпожой, ежели им такое ведомо обо мне? – В голосе ее слышались рыдания. А потом она снова разразилась слезами, то презрительно смеясь, то всхлипывая.
Эврар даже сплюнул на пол. Подошел к огню, долго стоял, поставив ногу на край очага и упершись в колено руками. Когда рыдания Эммы стали стихать, вновь вернулся.
– Вот что. Возможно, тебе более и не придется общаться с местными жителями. Люди, которых я послал на поиски Гизельберта, вернулись ни с чем. Дай-то бог, чтобы эти двое сгинули в Арденнах, как исчезает лесная
Перестав плакать, Эмма во все глаза глядела на Эврара.
– Что?.. Гизельберт… Он еще вернется?..
Она какое-то время вникала в это, а затем глаза ее вспыхнули лютой ненавистью.
– Что ж, пусть является. А я уж сумею встретить его как должно.
«Надо же, – подумал Эврар, – еще недавно произносила его имя почти мурлыча. Теперь же – ну ни дать ни взять – бешеная из Гилария, что млела, опустив руки в кровь норманна».
И усмехнулся в усы. Кажется, больше не будет реветь. Пришла в себя, значит. Он довольно похлопал ее по руке. И одновременно постучал себя кулаком по лбу.
– И не думай мстить принцу. Он коварен и опасен, как сам сатана. И если вернется, то ни от тебя, ни от Герлок и пыли не останется.
При имени дочери Эмма словно очнулась. Взволнованно поглядела на Меченого. Герлок. Ее вдруг обуял панический страх за свою маленькую девочку.
– Что же нам делать?
– Уехать. Ко двору герцога Ренье. Он сможет оградить тебя от Гизельберта. Больше никто.
И, отвечая на ее немой вопрос, поведал, что узнал от Леонтия. Ведь Гизельберта вынудило сюда приехать именно существование Адели-Герлок. Оказывается, Ренье вдруг вспомнил, что у него есть дочь. И он даже хочет сделать ее своей наследницей. Их разыскивают везде и, ежели они прибудут ко двору Ренье, то их не только оградят от Гизельберта, но еще и вернут подобающее положение. Так что пусть Эмма поменьше ревет, а поскорей берет себя в руки, готовится к отъезду. Чем скорее они отбудут, тем лучше.
Он ушел, оставив Эмму в раздумье. Она была ошеломлена. Она уже смирилась с жизнью в лесу, и новые перемены в ее жизни пугали. Но это были волнующие ожидания. Вернуться в мир, возвратить себе полагающееся положение, сделать дочь принцессой!.. Она даже задрожала, не зная, от страха или от приятного возбуждения. Но выбора у нее не было. И от этого стало даже легче. Уже хотя бы от того, что не придется краснеть под взглядами знавших о ее участи лесных жителей, слышать их перешептывание за спиной.
Однако она была поражена и невольно растрогана, когда в день их отъезда вся округа собралась проводить ее, и явно чувствовалось, что люди удручены и расстроены разлукой со своей Звездой. Они толпились вокруг уже сидевшей в седле Эммы, некоторые даже просили остаться, другие совали в руки нехитрые подношения – горшочек с медом, медальон из горного хрусталика, вышитые рукавицы. Ночью выпал первый снег, и все эти люди, в их грубых одеждах из шкур, с клыкастыми и рогатыми головами зверей вместо капюшонов или грубыми колпаками из кож, казались выходцами из арденнских преданий, жителями дикой, мифической страны. Но их грубые лица были грустны, в глазах светились участие и печаль разлуки, некоторые даже шмыгали носами и что-то бубнили, что всегда будут ждать ее, что здесь она всегда найдет добрых друзей и радушную встречу.
Один Вазо выглядел довольным: ведь после отъезда господ он, как и в прежние времена, станет главным человеком в Белом Колодце. Однако когда он поцеловал на прощание колено Эммы, даже в его глазах мелькнуло какое-то сожаление.
– Вы ведь еще вернетесь к нам?
Она знала, что навряд ли это случится. Судьба никогда не возвращала ее в прежние места, и если то, что сказал Эврар, правда и Ренье ищет ее и Герлок, значит, ей уже не придется жить жизнью арденнской глуши.
Их долго провожала целая толпа. Монахи, затянувшие псалом, охотники, мальчишки, даже некоторые женщины с детьми на руках. Эмма сидела на белом иноходце, закутанная в свой старый лисий плащ. Герлок, восхищенная происходящим, крутилась в седле перед матерью, просто сияла, выглядывая из меха лисы, и ее рыжие кудряшки, выбиваясь из-под вязаной шапочки, сливались с ворсом лисьего меха.