Лесная избушка Анатолия Онегова
Шрифт:
Газетная полоса «Человек и природа» выходила каждый год, и почти всегда занимала лидирующее место среди районных газет, награждалась правительством области и Всероссийским обществом охраны природы дипломами первой степени.
Кроме журналистских битв с чиновниками и публикации очерков в защиту природы, в то время меня целиком захватила идея написания романа о природоохранной деятельности студенческих зеленых дружин. Они вначале появились в Московском и Ленинградском университетах, а потом и в других крупных институтах по всей стране. Весь круг задач у них решался на региональном уровне – борьба с браконьерством, проведение весенних рейдов по сохранению редких видов растений-первоцветов, защита животных от жестокого обращения, и, конечно же, экологическое просвещение и воспитание. Будучи активистом и редактором стенгазеты Зеленой дружины Ленинградского государственного университета, я, кроме участия в рейдах по борьбе с браконьерами, охотно занимался решением различных проблем городского зоопарка. Бескорыстный
Четыре года я возил рукопись по московским издательствам – и всюду получал один и тот же ответ, будто сделанный под копирку, – роман написан живым языком, по нему можно сделать сценарий для кинофильма, но тема его не подходит. Одни редакторы обвиняли меня в сентиментальности, другие – в многословности, кровожадности, но каждый советовал сократить ту или иную сцену, убрать лишние документы, исправить поступки героев. Поддавшись критике редакторов, я пошел на сокращения и правку. Но роман от этого становился не только короче, но и рыхлее, хуже… Он терял динамичность. Тогда я вступил в переговоры и переписку с известным писателем-натуралистом и журналистом «Комсомольской правды» Василием Песковым, полагая, что он, как таран, пробьет издание романа. Однако надежды мои не оправдались. Песков посчитал тему романа, то есть деятельность зеленых дружин, не такой значительной и государственно важной, как развернувшаяся в то время эпопея с переброской северных рек. От написания предисловия он отказался.
Я уж собрался положить рукопись в дальний ящик, как вдруг её прочел Анатолий Онегов и предложил побороться за выпуск её отдельной книгой. Не знаю, кто из нас двоих тогда больше верил в победу и больше прилагал усилий в переговорах и спорах с редакторами, но я чаще него впадал в уныние и терял надежду. Онегов почему-то верил в меня, усердно ходил по издательским коридорам и хлопотал, хлопотал… Порой эта борьба за роман напоминала мне в целом его бескомпромиссную борьбу за природоведческую литературу. К тому же мы шли параллельно одним путем – он уже выпускал в свет книги о природе, а я пока лишь публиковал в газетах и журналах очерки на эту тему, да ещё бился за издание своей первой книги. Здоровая энергетика, добрые советы Онегова были для меня настолько неожиданны, редки, спасительны, что мне хотелось жить и творить. Если после каждого темного ответа из издательства у меня опускались руки, то после того, как Анатолий Онегов вынудил редактора издательства «Молодая гвардия» Николая Машовца прочесть рукопись, я обрёл веру в добро и справедливость. Пусть свет в конце тоннеля появился не сразу, гораздо позже, чем принято ждать. Но та работа с молодым начинающим автором, которую добровольно взвалил на себя Анатолий Онегов, помогла не убить во мне писателя, её можно назвать работой души. А широта души Онегова не имела границ. Не жалея ни здоровья, ни времени, он бился с равнодушием и тупостью чиновничества в издательствах, и в каждом своём письме ко мне находил слова не успокоения, а пожелания бороться и не сдаваться. Таков был смысл его творческого служения русской литературе.
Каждое новое его письмо открывало для меня заново писателя Анатолия Онегова. Он двигался несмотря ни на что вперед и только вперед к намеченной цели, тому же учил и меня, а порой и требовал от меня. Свидетельством тому служит часть писем, которые с удовольствием предаю огласке.
Здравствуй, Толя!
Пишу коротенько.
Рукопись твою получил. На днях её снесу Машовцу – договорился с ним. Дадут ли мне рецензировать, пока не знаю. Но у нас всегда останется путь отстаивать своё мнение. Так что, если придут какие-то известия тебе (худые если), то не психуй – дураков много, а первые книги легко идут только у жуликов. Вспомни, как рукопись «Как закалялась сталь» вообще потеряли… Получишь что-то, если с этим не согласен, сразу пришлешь мне известие. А там будет видно.
Пиши материал в книгу коллективную.
Не вбивай себе в голову и другой мути – психика у тебя в порядке, многое видишь, умеешь видеть, чувствуешь красивое – всё при тебе. Надо только опыта литературы – и всё образуется. А бегать от себя не стоит – себя надо принять таким, какой ты есть, себя надо пережить в себе – и будешь личностью. Вот и всё.
Твой Онегов.
17 января 1985 года.
Здравствуй, милый Толя!
Получил сразу и бандероль, и твоё письмо к царю-государю…
Спасибо большое за книгу – я её заказывал уже ста человекам так же, как и Киреевского, и в обмене искал, но вот только ты один и отличился. Награда тебе за это будет. А раз ты вознаграждения не желаешь, то я тебе тоже книжками отплачу. Если не очень трудно, то вышли, пожалуйста, и Киреевского – я сейчас в таком замоте, что на полчаса на улицу выйти без дела не могу. Так что и к тебе прибуду только по весне – точнее, в апреле, ибо в конце марта дней на десять поеду на Север.
Получил ли ты моё письмо с отзывом о твоей рукописи? Твои рукописи вместе с отзывом я передал лично Н. П. Машовцу. Интересовался твоей рукописью и Б. Царев из «Природа и человек». Он хочет, возможно, часть какую-то взять для своего журнала. Но не обольщайся – народ в «Природе» темный, малограмотный, решения их могут меняться в любую сторону в зависимости от настроения.
Пишешь ли ты свои очерки-рассказы о земляках-старателях? В том письме, которое ты не получил весной прошлого года и которое я длинно писал, как раз и шел разговор о соцзаказе: мол, пиши о своих земляках-старателях, о их ремеслах, умениях, о их работящей душе и талантливых руках. Напишешь книжечку листов на 8–10, и я помогу тебе её издать в Москве. Книжечка будет очень нужная – людям надо указать пути возвращения к земной жизни, без труда руками на земле ли, на дереве ли, на железе ли – мы, русские люди, погибнем, а вместе с нами на эту землю придет варварство чужеземцев, забудется наша умная наука, как обихаживать родную землю. Займись этим, молодежные повести долго не попишешь, да и польза сейчас большая от народной науки… А для тебя это будет новый этап творчества – первый (молодежный) ты, я считаю, прошел вполне удачно. Только пиши, старайся – пиши глубже, слушай музыку слова, которая окружает твоих героев, ритм их жизни старайся сохранить в рассказе-новелле. Стремись к новелле, обобщай, угадывай за образом одного человека будущее его дела, икону угадывай – ведь икона – это обобщающий образ христианской нравственности. Думал ли ты об этом? Был человек, стал святым – и вот его лик-икона, как путеводная звезда для других, и заступница, и повелительница. Вот ты таких своих земляков и пиши – они это заслуживают, вступай жёстко в спор с обманом городской жизни, с обманом общества потребления (гонки за новой цветной тряпкой) – ведь наша прежняя городская цивилизация уже привела нас на грань катастрофы (тот же экологический кризис). Ищи в своих людях-работягах примеры высокой нравственности, умение жить духовной пищей, хотя они и мастера, и цену себе большую знают. Я, например, воспитывал в себе желание работать ради работы – так и хорошая лошадь работает, а вовсе не из боязни кнута.
Ну, вот пока и всё.
У меня все драки с «Детской литературой», вернули мне «моих коров и петухов» с резолюцией: мол, не воспитываю я у молодежи желание работать в современных условиях. И снова ругань – а ведь знаешь, Толя, что ругаться хорошо только на уровне районной газеты – там ты хоть глаза редактора видишь. А вот ругань через ЦК КПСС иная – ты пишешь, просишь, а все кругом молчит – словом, с почтой только и разговаривать остается.
Гарька пишет, жена у него пришла из больницы, прислал он мне несколько милых новеллок для журнала «Рыболовство», я его туда сватаю вести «уголок юного рыболова»: это 6 раз в год – всё парню будет поддержка и нравственная, и материальная.
Жду от него книжечку с новеллами – как придет, понесу опять к Машовцу Н. П. Будем и эту книжечку пробивать. Ты вот от вознаграждений отказываешься, а книги присылаешь да ещё меня братьями Аксаковыми стращаешь… Как вот я тебе отвечу на твой вопрос: нравится ли мне книжица братьев Аксаковых? Если какие заказы у тебя по Москве будут, какие я сделать смогу, тогда книжные дела с тобой поддерживать стану, тогда и братьями Аксаковыми заинтересуюсь. Дело в том, что все эти книги почему-то выходили в Москве в то время, когда я пропадал в лесах, выходили и быстро исчезали с прилавков, приезжал я и узнавал, что их уже нет.
Ну, всё.
Снимаю твоё письмо с машинки и закладываю листы для рукописи, которую тороплюсь приготовить для издательства «Советский писатель».
Обнимаю. Пиши. Твой Онегов.
Поклон низкий жене, скажи, пусть терпит – писателей обязательно кто-то должен терпеть.
Толя, я лично посылаю книги не заказной, а ценной почтой – это чуть дороже, но у нас на почте есть объявление, что так книги не пропадают. У меня тут пропаж не было. Скоро пришлю тебе свою книжицу «Следы на воде» («Физкультура и спорт»).