Лесная книга
Шрифт:
— Ай да Гошка! Ай да молодчина! — Старик Векшин, большой, сутулый, встал, подошёл к сыну и крепко прижал к себе. — Спасибо! Не зря учился!
Растроганный отец вернулся на лавку. Его поблекшие, старческие глаза цвета осенней травы стали влажными.
Осенью Яков Тимофеевич подозвал к себе сыновей и сказал:
— Погуляли, отдохнули — теперь в лес надо, заняться другой наукой, большой наукой. Большой книгой. Эту книгу в сундук не положишь, на полку не поставишь. А выучишь — человеком станешь, счастье найдёшь. А без счастья какая жизнь на свете!
Торжественный,
— Вот вам, получайте… Другие отцы дают своим детям кто пилу и топор, кто длинный шест — хорей, чтобы на олешках ездить, а в нашем векшинском роду все получают ружья. Ты, Семён, и ты, Георгий, не обижайтесь, кому что досталось. Встанете на свои ноги, науку в лесу возьмёте, купите себе ружья по душе. Пока стреляйте этими. С ними ходили за зверем и птицей ваши деды и отец. Их руки никогда не тряслись. Они ходили на рысь, на росомаху, на медведя. Никаких трудностей они не боялись. Самый опасный враг в лесу — это страх. Он бьёт под коленки, отводит руки с ружьём в сторону, закрывает глаза, застилает уши. Так-то недолго и пропасть…
На другой день чуть свет Яков Тимофеевич поднял парней с постели. Сам проследил за их сборами, проверил, все ли у них при себе. Вышел на крыльцо, проводил, пожелал удачи.
Семён направился в сторону Каменных гор, а Георгий — большого стойбища. Охотиться вместе братья отказались. У каждого был свой нрав, свои принципы. Однако ни у которого не было ещё охотничьего опыта, навыка. Оба ушли в тайгу, как в неведомый путь.
Первым вернулся домой Семён. Он пришёл к обеду. Ему повезло. Наткнувшись на непуганый глухариный выводок, он снял с дерева поднявшуюся из травы копалуху, а потом разыскал и попрятавшийся, затаившийся молодняк.
С достоинством выслушав похвалу отца, Семён прошёл на кухню, небрежно выкинул на стол перед матерью глухарей, разделся, тут же на кухне поел, взял книгу и пошёл к своему гамаку.
Лишь к ночи, после заката солнца, пришёл Георгий. В его сетке маленьким сереньким комочком лежал один рябчик. Видно было, что парень устал, намаялся.
— Коленки, сынок, убил? — ласково сказал отец. — Всяко бывает. Падать духом не надо! Удачи на сосне не растут, не крупянки это — подошёл да сорвал. Удачи надо искать, добывать трудом. Труд-то зря не пропадает. Не сегодня, так завтра скажется.
Достав рябчика из сетки брата, Семён взвесил его на ладони, усмехнулся и кинул на кучу глухарей.
— Что ж, и Гошкина копеечка не щербата, — сказал он с издёвкой, зевнул, потянулся и улёгся спать.
Георгию тоже хотелось лечь в постель. Последние километры перед домом он еле тащил ноги и думал только об одном: скорей бы прийти, не есть, не пить, а бухнуться сразу на кровать, уснуть, восстановить иссякшие силы. А дома, когда поел, мысли стали работать по-иному. Он переломил в себе усталость, сон. И, когда уже все в доме спали, он начал чистить ружьё. Ибо отец всегда, вернувшись с охоты, в первую очередь приводит в порядок своё ружьё. Ведь в стволах образуется
Управившись со своей переломкой, заткнув ствол чистой тряпкой, Георгий взялся за рябчика. Отеребил его, прибрал перо, а потом достал из кармана складной ножичек. Сначала вырезал у птицы зоб, распорол его и стал рассматривать перед лампой. Зоб казался красновато-розовым, он был наполнен брусникой. Затем, выпотрошив рябчика, парень принялся за тугой, плотный желудочек. В нем оказалось много мелких округлённых разноцветных камешков кварца, хризолита, яшмы, перемешанных с истёртой брусничной кожицей. После этого Георгий взял глухаря, добытого Семёном, и тоже внимательно исследовал его зоб, желудок. Там были те же ягоды, такие же камешки.
На другое утро, поднявшись раньше всех, Георгий неслышно собрался, взял ружьё и вышел из дому. Рассвет только чуть брезжил. В низинах вокруг стана над лесом стлался молочный туман. Острые вершинки елей, казалось, торчали из воды. Юный охотник спустился к реке и берегом пошёл по тропинке, проложенной в высокой траве слезящейся росой. Не успел он пройти и сотни метров, как с песчаной косы, врезавшейся в зеленоватую воду, грузно поднялся старый глухарь и полетел в сторону Мохового болота. Георгий моментально вскинул ружьё, прицелился и выстрелил. Тяжёлым мешком птица упала в траву. Не чуя под собой ног, парень кинулся к добыче. Это был огромный с сединкой, словно обомшелый, глухарь. Положив его в сетку, юноша с бьющимся сердцем пошёл дальше.
С песчаных отмелей то и дело поднимались глухари и тетерева. И все они держали направление к Моховому болоту, куда Георгий много раз ходил с матерью по бруснику, где пережил, будучи малышом, немало страхов от шума взлетавших из-под самых ног больших, тяжёлых птиц. Теперь ему все было ясно. Он свернул с тропинки и лесом, напрямик, пошёл к заветному болоту, поросшему кудрявым карликовым соснячком, с трудом пробиваясь через густую, дремучую урему и завалы мёртвых деревьев, поверженных бурями.
Домой он вернулся с тяжёлой ношей. Он весь бы увешан птицей. Глухари и тетерева, связанные попарно, были перекинуты через плечи, висели на поясном ремне, мешая идти. Усталый, вспотевший парень еле передвигал ноги, но на сердце у него было легко и радостно.
— Ай, вот как! Много набил, — говорил отец, помогая сыну снимать добытую дичь. — Шибко ладно. Так-то хороший охотник будешь.
— А Семён что принёс? — первым делом спросил Георгий отца.
— Семён не пришёл, замешкался где-то.
— Ладно ли что с ним?
— Придёт. Далеко ходит. Глухарь увёл, косач увёл. Много принесёт.
Старший сын вернулся очень поздно, в потёмках. Его сетка была пуста. Не отвечая на вопросы отца, он разделся, со злобой взглянул на Гошкину добычу, отказался от ужина и сразу лёг спать.
С этого дня Георгий постоянно был с удачей, а Семён возвращался из лесу налегке и все жаловался на отсутствие птицы.
— А Гошка где берет птицу? — спрашивал отец.
— Гошка-то счастливый. Мама говорит, он в рубашке родился. Как не повезёт так-то.