Лесник поневоле
Шрифт:
Глава третья.
Погоню за последним, Межов отменил, как бессмысленную - немец явно добежит до своих, чтобы доложиться. Геройствовать, следя за диверсантами, он не станет, наверняка жить хочет больше, чем славы и посмертных речей. За фюрера погибают "на миру", а не в чаще, где всё равно свидетелей подвига не имеется. Лучше уж, ещё раз проверить минирование и унести трофеи на базу. Большего всё равно не совершить, разве что предупредить жителей Щедричей о возможных санкциях? Деревенских обязательно накажут, причём смертью, но и прекратить боевые действия тоже неразумно. Либеральность по отношению к покорённым обернётся спокойной жизнью завоевателей и развяжет фашистам руки. Гуманизм
В деревню отправили Рыбакова, как самого мобильного, а сами пошли за трофеями - их ещё таскать, не перетаскать, к схрону. Артём долго матерился про себя, разглядев деревенскую жизнь - несколько человек уже щеголяли в повязках полицейских. Вступать с ними в перестрелку рискованно, а ходить и объяснять жителям, что бы то ни было, не представлялось возможности. Так и не вступив в контакт, он вернулся с миссии голодным и разговорчивым.
– Да, блин, уже и полицаи там из местных. Кроме того, насчитал трёх фрицев. Правда, такое впечатление, что не во всех избах люди есть, может сбежали?
Старшина переживал за деревенских и готов был переодеться в гражданку, чтобы сходить в Щедричи.
– Платоныч, пока ты будешь ходить, прихрамывая, каратели вернутся и тебя тоже грохнут. Запомни, или ты защищаешь тех, кто на оккупированных территориях, то бишь в новой Германии, или тех, кто в СССР.
– Геннадий Алексеевич, - неожиданно проклюнулся Локтев, - может часть оружия перетаскаем в наш "погреб", а то эту точку немцы скоро вычислят.
– Правильно мыслишь, старлей. Так и сделаем, но завтра с утра, а то скоро темнеет.
За болотом тоже приближался закат и следовало решить с выбором: возвращаться, преследовать или пока заночевать. Выбор пришёл, а точнее прибежал, вместе со спасшимся от засады унтерофицером. Его доклад о партизанах, обосновавшихся рядом с хутором и уничтожившим целое отделение доблестных солдат, вынудил всех вернуться. Многие вздохнули с облегчением, несмотря на "русскую угрозу". Обер-лейтенант абвера Отто Гильт, примкнувший в качестве добровольца к ягдкоманде, потихоньку наматывал на ус поступающую информацию. В этой экспедиции он считал себя не охотником, а наблюдателем и готовил соответствующий рапорт наверх. Кто знает, может ему поручат создать настоящее подразделение охотников за партизанскими головами? Да, ещё и соответствующим образом экипируют отряд возмездия, заодно повысив в звании лично его!
Солнце уже ушло за горизонт, когда каратели добрались до своего транспорта и начали рассаживаться по машинам. Время позднее, всем не терпелось добраться до ближайшей деревни, поэтому времени старались не терять. Конечно, жаль было украденного оружия, но не устраивать же в полутьме прочёсывание леса. Да ещё и сразу во всех направлениях! А зря - за ними наблюдала пара глаз некоего Межова, с небольшим пультом в руке. На этот раз он проверял работу радиодетонаторов, причём успешно - пластиду без разницы, что калечить: людей или транспорт. Сразу после взрывов Гена дал дёру, а от карателей осталось целыми не более десятка. Остальные двадцать состояли из убитых и раненых.
Несколько жандармов, прибежав в деревню, подняли переполох и задействовали весь гужевой транспорт на перевозку тел. Единственный мотоцикл отправился за комендантом, отделавшимся лишь контузией, а когда освободился, доставив персону по назначению - тут же уехал в Себрицу за врачами и подмогой. Майор жандармерии сначала задумался о карах, но вовремя перестроился, соображая, как отчитываться перед командованием. Ясно, что добром это не кончится, но может удастся хоть как-то выкрутиться?
Обер-лейтенант, хоть и получил ранение - по-своему остался даже доволен. В госпитале будет полно времени составить обстоятельную докладную записку, обдуманную и детальную. Картина вырисовывалась прямо на глазах: и по созданию спецподразделения, и по критике действий жандармерии, абсолютно не готовой к борьбе с партизанами. Вот он - шанс проявить себя и шагнуть на следующую ступеньку карьерной лестницы!
С утра задействовали бомбардировщики, атаковавшие обе "точки дымов" - и на юго-востоке и на востоке. Те, отбомбились и расстреляли кострища и всё вокруг, пусть даже вслепую. Но показали, что лёгкой жизни бунтарям не светит - вся мощь армии, как бы, задействована. Заодно, в районах обеих переправ, инженерные подразделения начали строительство блокпостов. Хотя и разных по качеству - пункт при деревянном мосте обошёлся мешками с песком, а вот подходы к Себрице исполняли сразу в бетоне.
Гроза разразилась молнией и громом через два дня. С фронта сняли покоцаный батальон полевой жандармерии, уставший контролировать движение колонн и отправили в Себрицу, сменить провинившихся. Включая тех, кто вообще ни в чём не участвовал. Самого экс-коменданта отдали под трибунал, невзирая на его откоряки и объяснения класса "совершенно случайно, но я им покажу!" Гильта навестил куратор и долго с ним беседовал - некоторые детали произошедших диверсий явно указывали на наличие специализированной диверсионной группы. А не на отряд, вооружённых чем попало, беглых селян и окруженцев. Обер-лейтенанту пообещали тщательно отнестись к его предложению и, в случае положительного исхода, оказать всемерную поддержку. Доверять "неповоротливым тыловикам" больше никто не собирался!
Жаль, что Межов не знал о внутриармейских разборках. Он занимался простыми делами по эвакуации имущества из первого схрона в более надёжное место, а на следующий день провёл учения по миномётной стрельбе. Естественно, что попробовав новое оружие, лесники захотели его где-нибудь применить. Только вмешалась судьба, изменившая некоторые планы. Вернувшись со стрельб, диверсанты немного ошалели - рядом с практически опустошённой землянкой лежал какой-то дед, а рядом сидела совсем молодая девушка.
– Товарищи партизаны, мой дедушка ранен, помогите пожалуйста.
Вот так вот запросто, как будто здесь парк культуры и отдыха им. Горького, а не потайное место лесников-мясников! Андрей с Артёмом старались не глядеть на командира - зачищать этих гражданских совсем не хотелось, хотя и надо бы для собственного спокойствия и подстраховки. А Генка понял, что, кажется, попал и въехал в косяк. Лучше бы целая рота эсэсовцев вступила с ним в бой, чем эти печальные серые глаза, а в них и мольба, и надежда. Ну какого чёрта - это же явные "хвосты", которые ни прогнать, ни зачистить, ни содержать! Толку никакого, мало того, так и другие начнут подтягиваться, организуя бедлам и объедая бойцов. Надо что-то делать, не до сантиментов, даже несмотря на новоприобретённую "дочку" (судя по возрасту).
– Раненого в схрон. Девушка, что с ним?
– Нас фашисты разбомбили, когда мы прятались в чаще. Мы из Щедричей сбежали в начале войны. А дедушку в бок осколком ранило, но не сильно. У меня просто лекарств и бинтов нет.
Разговорчивая ты наша, погоди малёхо, дай сообразить что с вами делать.
– Ладно, потом поговорим, сейчас деда твоего подлечим.
В принципе, особых сложностей не возникло - осколок вытащили без особого труда, видимо на излёте был. Другое дело то, что восстановление займёт пару недель и, по большому счёту, руки будут связаны. Пусть даже частично. Не оставлять же малую одну рядом с раненым, вдруг немцы нападут? И на "тихомировскую базу" не хотелось бы гражданских переводить - последний рубеж, однако.