Лесной бродяга (Обитатель лесов)
Шрифт:
Таковы были причины медлительности нападающих, которой удивлялись трое охотников, безмолвно затаившихся на вершине пирамиды.
— Эх, — проговорил наконец испанец, прерывая молчание, — право, лучше бы попробовать скрыться подобру-поздорову, или, по крайней мере, хоть пустить пару пуль в этих краснокожих чертей, что притаились там, за трупом коня: все-таки они бы выяснили свое положение. Смотрите, — прибавил он, — эти мерзавцы, как видно, не стараются даже скрывать от нас своего присутствия! Видите — этот огонь там, наверху?
Фабиан и канадец взглянули туда, куда указывал Хосе. Действительно, наверху, над водопадом, светился сквозь туман бледный огонек костра.
— Ну да, впрочем, этих взгромоздившихся на гору сеньоров, — продолжал Хосе, — нечего опасаться: ни стрелы, ни пули их никогда не пробьют нашего шерстяного щита. Но вот эти, — добавил испанец, переводя свой взгляд с гребня скал на долину, — упорные мерзавцы: смотрите, как они понемногу приближаются сюда!
И он указал дулом винтовки на остов коня, теперь уже впереди которого виднелись на земле свернувшиеся в клубок, неподвижные, как два идола, черные фигуры индейцев.
— Вот бы приятно пустить в них по кусочку свинца! Слушай, Розбуа…
Бывший карабинер не докончил своих слов: умоляющий взгляд его старого товарища заставил смолкнуть на его устах уже готовый сорваться упрек.
— Ну, будь по-вашему, — продолжал неугомонный охотник. — Так я хоть отведу душу в дружеском разговоре с краснокожими хитрецами!
И Хосе, приняв миролюбивый тон, крикнул громогласно:
— Глаз белого воина не желал бы видеть здесь ничего, кроме конской туши, а он видит целых три: значит, две лишние!
Эти слова произвели на апачей впечатление внезапно пущенной в них стрелы: оба разом вскочили на ноги и в один голос издали пронзительный вой, после чего стремительно ринулись к подножию холма и скрылись за грядой скал.
— Как черт от ладана! — засмеялся бывший микелет, и в голосе его слышалось столько же презрения, сколько и неприязни, граничащей с ненавистью.
— А ведь ты умно поступил, Хосе, — проговорил Красный Карабин, в котором при виде его исконных врагов снова закипела кровь, а приближение момента, когда придется перейти от слов к действиям, возвращала ему прежнее мужество.
— Виват! — воскликнул Хосе. — Я снова узнаю моего отважного друга! — И он с горячим чувством протянул одну руку канадцу, другую — Фабиану. — Друзья, — продолжал он с воодушевлением, — нет у нас ни трубы, ни рога, но бросим врагам, как бывало, наш смелый вызов, как это подобает трем бесстрашным воинам перед лицом краснокожих псов. Следуйте нашему примеру, дон Фабиан: вы ведь уж приняли боевое крещение и теперь такой же воин, как и мы!
И вот трое друзей, стоя на вершине пирамиды и держась за руки, в свою очередь, издали звук, очень похожий на дикий и грозный воинственный клич индейцев, тот страшный, потрясающий звук, не то рычание, не то крик, который не уступал по своей силе и дикой гармонии грозному, воинственному кличу прирожденных сынов пустыни.
С вершины водопада и с гребня скал, возвышающихся над Золотой долиной, отозвались таким же грозным звуком апачи, а протяжное эхо долины повторило его.
Розоватое сияние, окрасившее восточный край горизонта, предвещало близость рассвета.
XX. КРОВАВАЯ РУКА И ЭЛЬ-МЕТИСО
Трое осажденных, не теряя драгоценного времени, спешили окончить последние приготовления к бою, ибо мысль о сдаче была теперь ими решительно отброшена.
На ружейные полки засыпали свежего пороха, пороховые рожки и скудные съестные припасы положили под защиту развешанных сарапе, все остальное попрятали за камни. Розбуа и Фабиан разместились за каменными плитами, а Хосе занял позицию позади одной из пихт.
— Или победить, или умереть! — заявил Хосе. — Ты, Розбуа, знаешь не хуже меня, что с такими разбойниками несравненно опаснее вести переговоры о сдаче, чем вступать в бой! Вот одна беда, что у нас почти нет съестных припасов, а мне, признаюсь, всегда казалось тяжеленько сражаться целый день и к вечеру не иметь даже чем перекусить, хотя бы самую малость! Впрочем, на службе у Его Величества я хорошо обучился голодать, да и после того, как тебе известно, прилежно продолжаю обучаться этому искусству в пустыне. Вы тоже, — обратился Хосе к канадцу, — привыкли. Вот разве что дон Фабиан… Ну, да и он привыкнет! — весело заключил бравый охотник.
И между нашими друзьями вновь воцарилось молчание, и каждый из них обдумывал положение врагов, соображая, сколько их и кто они.
Между тем метис обнаружил гряду скал, поросшую кустарником и расположенную немного ниже вершины пирамиды, и перед самым рассветом занял эту позицию, к немалой досаде Барахи, пытавшегося уберечь от чужих взоров золотую россыпь.
Растерянный и опечаленный искатель приключений поспешил прежде всего незаметно бросить тревожный взгляд вниз. Каково же было его удивление, когда он увидел, что чья-то заботливая рука прикрыла густым покровом трав и тростников притягательный блеск драгоценного металла.
Бараха еще раз возблагодарил свою счастливую звезду за эту великую милость к нему и стал придумывать средство, как бы незаметно спуститься в Золотую долину и принести оттуда метису несколько самородков, как условную плату за свое спасение, не выдав притом своему спасителю местонахождение россыпи.
Кровавая Рука и Эль-Метисо, уверенные в своей силе и ловкости, с презрительным пренебрежением смотрели на как всегда неспешные приготовления индейцев к атаке. Когда же наконец апачи, на горьком опыте познавшие спокойное хладнокровие и безграничное мужество своих врагов, решили, что могут открыть по ним огонь, чувствуя себя в достаточной безопасности за сплошной стеной густых кустарников, Кровавая Рука досадливо стукнул прикладом своего ружья о землю и с нетерпением воскликнул:
— Черт возьми! Пора наконец переходить к делу! Долго ли еще намерены валандаться краснокожие? Если бы не эти проклятые псы, я хочу сказать — индейцы, с их нелепой страстью к скальпам, которая фактически ничего не дает, мы бы просто-напросто потребовали от засевших наверху белых, чтобы они без всяких дальнейших рассуждений выдали нам свое сокровище. А для этого стоит только назвать им наши имена — и все было бы кончено! Мы увидели бы, как они стали бы улепетывать подобру-поздорову, как рыси, выгнанные из своих нор!