Лесной фронт. Дилогия

Замковой Алексей Владимирович

— Айнзацкоманда — это специальное подразделение немцев, задачей которого являются массовые казни. Причем не просто казни, а акции устрашения. То, что немцы собираются отправить карателей в Сенное, означает, что все жители села уже приговорены.

— То есть как? — спросил Симонов. — Все?

— Все, — кивнул я в ответ. — И старики, и женщины, и дети. Немцы хотят наказать жителей села за то, что мы убили в их селе эсэсовцев.

— Но при чем здесь они? — Один из бойцов подался вперед. Говорил он горячо, а в словах его сквозило неверие. — Это же вы, командир, на фашистов напали! Людей-то за что?

— Во-первых, потому, что все случилось в Сенном. Во-вторых, для того, чтобы запугать местных так, чтобы они

боялись хоть как-то помогать партизанам. В-третьих… — Я внимательно посмотрел в глаза каждому. — Вы до сих пор не поняли? Для них мы — не люди. Все мы, славяне. Или это первое уничтоженное село, о котором вы слышите? — Селиванов, Шпажкин и Денисенко покачали головой. — Для немцев мы — унтерменши. Недолюди. Им вдалбливают в головы, что убить еврея, русского, украинца и любого другого, кроме немца, — ничуть не большее преступление, чем убить собаку. Понимаете?

Не понимают. Сорок первый год — еще не понимают. Еще не так далеко ушла на восток линия фронта, не развернулись здесь в полную силу карательные отряды, не установился жесточайший оккупационный режим, перемалывающий человеческие жизни в промышленных масштабах. Кто-то просто молчит, кто-то недоверчиво качает головой… Селиванов вон уставился в землю и о чем-то напряженно размышляет…

— Что делать будем? — тихо спросил я. Молчание в ответ… — Надо спасать людей.

Больше всего у меня было опасений насчет Селиванова. Он ведь всегда отличался излишним рвением в исполнении приказов. Приказ есть приказ, и точка! А нам ведь что приказали? Разжиться взрывчаткой и вернуться обратно. И пусть я его командир, но Митрофаныч — командир отряда, и его приказы имеют больший вес.

— Надо. — От удивления я чуть не подпрыгнул. Уже ведь готовился спорить, доказывать… А Селиванов просто поднял взгляд от земли и твердо продолжил: — Засаду надо будет устроить. Если только мы не опоздали.

Похоже, я недооценил Селиванова. Не такой уж он тупой солдафон и не настолько зомбирован идейным воспитанием. По крайней мере, когда речь зашла о спасении человеческих жизней — их цена перевесила приказы. А взгляд его… Злой, не предвещающий немцам ничего хорошего… Почему-то в голову пришла мысль, что с гранатами под танки бросались именно такие, как Сергей. И в данных обстоятельствах я не видел в таком поступке ничего странного, хотя в своем времени они мне часто казались глупостью. Как там семь десятков лет спустя будут говорить умники? «Задача солдата не умереть за Родину, а выжить и продолжать выполнять задание»? Вот пусть немцы так и поступают. А мы… Иногда бывает так, что пойти даже на смертельный риск, пожертвовать собой важнее, чем сохранить себя для выполнения будущих приказов. Иногда приходится ложиться грудью на амбразуру, ломая одним «глупым», как потом будут кричать некоторые, поступком весь ход сражения. В самом деле, стоят ли эти двадцать пять килограммов взрывчатки жизни всех жителей Сенного, даже если там осталось всего лишь с десяток-полтора стариков? Пафосно? Да! Но если засада провалится, я надеялся, что мы сможем достаточно потрепать немцев, чтобы они повернули назад. Даже на время отсрочив приход в Сенное карателей, мы дадим шанс его жителям уйти в лес. А там — как бог даст.

— Не опоздали. Сенное совсем рядом. Если бы… Мы бы услышали стрельбу, увидели бы дым…

Конечно, жителей села могли просто перевешать. Хотя этот вариант неправдоподобен. Строить виселицы для всех жителей села, вешать их… Не будут сволочи так напрягаться! Скорее перестреляют или загонят в какой-нибудь сарай и подожгут.

— Нас всего восемь человек, — подал голос Шпажкин. — Ни одного пулемета… — Он покачал головой. — И гранат нет. Как мы немцев разобьем? Но если прикажете, командир…

— У нас достаточно взрывчатки. — Я изложил выводы, к которым пришел, когда мы шли к этому полю. — Если будет одна машина — подорвем ее, и дело с концом, —

подытожил я. — Если две, то вторую придется расстреливать. Может быть, еще заложу фугас на обочине, — я заколебался, — но он может оказаться бесполезен, если не угадаю расстояние между машинами.

До Сенного мы добежали буквально за полтора-два часа. Пять или шесть километров по полю — не такое уж большое расстояние, даже если учесть, что бежали в темноте. Конечно, если бы мы не были нагружены, то справились бы быстрее, но и так неплохо.

Засаду решили устроить примерно в трехстах метрах от села. Место оказалось на удивление удобным, несмотря на то что ближайшие деревья были в двухстах метрах. Дорога здесь проходила через глубокую ложбину меж двумя холмами — полого спускалась с длинного, протянувшегося с запада на восток холма и, пройдя метров тридцать через низину, круто карабкалась на следующий холм. Если устроить позиции на его склоне да обстрелять противника, когда он будет находиться в низине… Мое настроение существенно улучшилось. Если все сделать правильно, то наша засада будет очень походить на тир. Единственное, что настораживало, — близость села в нашем тылу.

— Шпажкин! — Громкий шепот прозвучал в ночной тишине так резко, что я, испугавшись собственного голоса, невольно оглянулся на Сенное за своей спиной. Денис быстро подбежал ко мне. — Бери двоих и дуй в Сенное.

Я подробно объяснил, как найти хату Кожешихи. Надо выяснить у бабушки, есть ли в Сенном полицаи. Если таковые найдутся, то задача посланной группы — сделать, только без шума, так, чтобы они не вышли на нас с тыла. Мало будет приятного, если, когда мы прижмем немцев, полицаи в свою очередь прижмут нас. И в любом случае ребята должны были позаботиться о том, чтобы жители села спрятались в лесу.

— Сделаем, командир, — прошептал Шпажкин и через пару минут с двумя бойцами исчез среди ночных теней.

— Симонов! — На этот раз я не дергался, хотя все равно казалось, что говорю слишком громко.

Когда боец подбежал, я уже копался в мешках с взрывчаткой. Мы захватили с собой два деревянных корпуса от мин, предварительно снова укомплектовав их брикетами с толом. Зачем придумывать и делать новые корпуса для зарядов, если прямо под ногами валяются уже готовые? Так, в одной мине два килограмма восемьсот граммов тола. Я немного задумался. Мины противогусеничные, то есть их мощности хватит только на то, чтобы сбить гусеницу с неудачливого танка, остановить его. Грузовик, конечно, не танк, но… Хватит ли такого количества взрывчатки, чтобы его уничтожить? Поколебавшись, добавил еще пять брикетов — получается, почти пять килограммов. Должно хватить.

— Возьми кого-нибудь, и спрячьте остальную взрывчатку в лесу.

Вполне возможно, что придется уходить быстро. Не бежать же с грузом! Если все пройдет гладко, то мы заберем мешки при отходе. Если нет, то к тайнику потом всегда можно вернуться.

Теперь мы остались вчетвером. Маловато, конечно, но, думаю, Симонов обернется быстро. Первую мину я решил заложить на самом гребне холма. Это сейчас, ночью, практически ничего не видно. А ведь немцы поедут днем. Мы все равно не сможем так поставить мину, чтобы не осталось никаких следов. Это же не лес, где можно накидать сверху листьев и прочего мусора, да так, что никто и не заподозрит ничего. Здесь обычная, разбитая тележными колесами и глубокими промоинами, образовавшимися от потоков дождевой воды, стекающих с холма, грунтовка. Ни кустов по обочинам, ни деревьев… Место, где будет заложена мина, не скрыть. Но если расположить мину на верхушке холма, чуть-чуть за той границей, за которой машина выравнивается после подъема, то издалека это место не будет просматриваться из-за гребня, а вблизи его закроет задравшийся на подъеме капот грузовика. Правда, если впереди будет ехать мотоцикл… Все же стоит попробовать хоть как-то замаскировать.