Лесной фронт. Дилогия
Шрифт:
— Спокойно, политрук. — Он успокаивающе положил руку на плечо Терехина. — Дай человеку сказать.
— Товарищ младший политрук. — Я старался как можно тщательнее подбирать слова. — Вы правы, но сейчас этими коммуникациями пользуется противник. И я подумал, что, если мы их перережем, продвижение противника существенно осложнится. Мы уже давно не слышим канонаду, значит, фронт пока отдаляется и враг наступает. Или как минимум установилось равновесие. Значит, если мы затрудним врагу снабжение и передвижение частей на восток, тем самым мы поможем нашим.
— А он дело говорит, — согласно кивнул капитан. — Ты представляешь, политрук, какая помощь будет фронту, если до него не дойдет эшелон с техникой или боеприпасами?
— Товарищ капитан, — продолжал настаивать Терехин. — Подрыв мостов и железных дорог – есть вредительство! И что значит «фронт отдаляется»? Вы не верите в силу Рабоче-крестьянской Красной армии?
Я снова промолчал. За меня ответил капитан:— В силе Красной армии никто не сомневается. Но рельсы или мост довольно быстро можно восстановить. А вот пущенный под откос эшелон с танками – уже не восстановишь. Ладно, об этом после. Что ты там про наши запасы говорил?
Обрадованный, что капитан ушел со скользкой темы, я продолжил:— Кроме того что у нас мало взрывчатки, основной запас тола у нас в минах и снарядах, которые надо разбирать. В любой момент кто-то из нас может подорваться, как старшина. Да и процесс этот слишком трудоемкий. Можно, конечно, тол еще выплавлять – это быстрее, но и опаснее. Еще насчет взрывателей. У нас только обычные взрыватели для мин и снарядов, которые мы переделываем под нажимное действие. Это тоже опасно, и взрыватели получаются ненадежные…
— Так к чему ты ведешь? — перебил меня капитан.
— Товарищ капитан, я считаю, что мы должны послать кого-то через линию фронта, чтобы связаться с командованием. Без снабжения мы не сможем провести ни одной серьезной операции. Например, для среднего моста мне надо несколько сотен килограммов тола. Нужны нормальные взрыватели, в том числе и дистанционные. Кроме того, хоть это и не мое дело, но я считаю, что нам необходима связь с командованием для того, чтобы координировать наши действия и передавать разведданные.
— Больно ты умный, — сказал Терехин и, помолчав, добавил каким-то странным тоном: – Найденов. Ты же вроде память потерял, а так складно говоришь. Или уже все вспомнил?
Ну откуда ж ты взялся такой бдительный? Похоже, я чуть не прокололся. Или уже прокололся. По крайней мере, подозрения в голове политрука зашевелились с новой силой.
— Не вспомнил, товарищ младший политрук. — И, решив идти ва-банк, повернулся к капитану, вытянувшись по стойке «смирно», произнес: – Товарищ капитан, поскольку товарищ младший политрук подозревает меня в измене, шпионаже или еще в чем, я прошу отстранить меня от обязанностей и взять под арест до выяснения обстоятельств. На мое место предлагаю назначить любого из переданных мне бойцов, поскольку они уже готовы к самостоятельной работе.
Услышав мою тираду, капитан крякнул. Терехин тоже явно удивился таким неожиданным поворотом и тупо смотрел на меня. Молчание затянулось.
— Вот что, Найденов, — наконец, почесав затылок, произнес капитан. — Ты не горячись и возвращайся к работе. Твои предложения мы обдумаем. Можешь идти.
Я развернулся и строевым шагом пошагал от шалаша. Уже отойдя достаточно далеко, я позволил себе посмотреть назад. Капитан и Терехин все так же сидели на бревне, при этом первый что-то горячо втолковывал политруку.
Глава 7
Следующий день начался как обычно. От капитана никаких распоряжений не поступало, Терехина я тоже не видел. Поэтому, умывшись и позавтракав, мы отправились в свое хозяйство. На сегодня намечалось не особо много работы – осталась только одна 120-миллиметровая мина, из которой предстояло извлечь тол. Обучать бойцов тоже было уже нечему – весь свой опыт я уже им передал. Пока мы шли к полянке, я размышлял над тем, чем бы сегодня заняться. О вчерашнем разговоре с капитаном и политруком я старался не вспоминать. А что толку? Все равно, если что, все решат за меня. Мое дело – взрывчатка.
Когда мы вышли на полянку, я уловил новый звук. Поначалу подумал, что показалось, но вскоре звук усилился настолько, что никаких сомнений не осталось – где-то поблизости пролетал самолет.
— Воздух! — заорал Максим и бросился назад в лес.
Следом за ним под защиту деревьев побежали и остальные трое, спрятавшись кто за деревом, а кто в кустах. Я смотрел на все это с некоторым недоумением. Самолета еще даже не было видно, а они уже попрятались. Как мыши, честное слово! На всякий случай взглянул вверх – сквозь редкие кроны деревьев над поляной просматривалось девственно чистое голубое небо. Пожав плечами, чтобы не отрываться от коллектива, я тоже отошел под деревья и, прислонившись спиной к стволу, закурил. Это что же довелось пережить бойцам, что они прячутся при одном звуке самолета? Я, конечно, читал, что немецкие самолеты очень сильно трепали наши отступающие части в начале войны, и в фильмах этот момент не обходили вниманием, но чтобы такое… Или это лично Гришин так натерпелся от вражеской авиации, что при звуке моторов у него не выдержали нервы, а остальные бросились в укрытие, поддавшись влиянию его действий?
Звук моторов все приближался. Поддавшись любопытству, я поискал место под деревьями, с которого небо просматривалось лучше всего, и принялся высматривать пролетавший над нами самолет. Через минуту ожидания над нашими головами промелькнул характерный силуэт – небо над лесом прочесывала «рама». Что ей здесь понадобилось? Насколько я знал – это был самолет-разведчик, применявшийся также для корректировки артиллерийского огня. Обстреливать артиллерией лес – глупо. Какой-то урон, конечно, снаряды нанесут цели, но деревья сильно снизят их эффективность. Значит, немцы что-то высматривают. И, поскольку сведениями о других целях в этой местности я не обладал, скорее всего, они высматривают именно нас.
— Вы куда попрятались, красноармейцы? — щелчком забросив окурок в кусты, спросил я наигранно строгим тоном. — Это всего лишь разведчик.
Из кустов показались лица Гришина и Митрофанчика. Еще через секунду, красный как рак, из-за дерева вышел Селиванов. Видно было, что пламенному комсомольцу было очень стыдно, что он – боец Рабоче-крестьянской Красной армии – испугался врага. Да еще и относительно безобидного разведчика. Еще через пару секунд появился забежавший дальше всех в лес Винский.