Лесной Охотник

МакКаммон Роберт Рик

Каждый мужчина на борту уже успел зарасти густой бородой. Бритье здесь было слишком затруднительным. Впрочем, похоже, с тем, чтобы просто сменить одежду, здесь тоже было слишком много трудностей…

Майкл положил руку на лоб, прикрыв ею глаза, и постарался отгородиться от грязного света лампы, которая всегда горела на входе в душ. Вдруг в коридоре кто-то упал, принялся кряхтеть, с усилием поднялся и бросился в уборную, чтобы освободить желудок. Майкл покривился: он с трудом мог выносить звуки рвотных позывов от слишком жирной и промасленной местной еды. Коки знали дюжину способов приготовить рыбу, но ни один продукт, вышедший из-под их «умелых» рук, не был

пригоден для еды. Майкл невольно задумался о том, что пассажиры «Софии», должно быть, тоже голодают, но тут же одернул себя: надо думать, за деньги, которые они заплатили за каюты, они смогли позволить себе и еду лучшего качества.

Он понял, что запросто мог бы выпустить волка прямо здесь, в этой ничтожной комнатушке и получить то, что ему хочется… а ему хотелось просто выбраться отсюда. Превращение было не столько делом готовности, сколько делом желания обратиться. Превращению нужно было открыть душу — по крайней мере, так Майкл считал.

А ведь чуть меньше бдительности, и волк вырвется на свободу. Иногда ночью, не имея никакой возможности уснуть в такой обстановке, он подскакивал в поту, чувствуя, что превращение вот-вот начнется. Выскальзывая из самых глубин его существа, из кожи начинала пробиваться темная шерсть, а затем жгучая боль пронзала кости, готовые к резким изменениям. Собственный животный запах бил в ноздри, рот горел в агонии, десны начинали разрываться, а в горло текла кровь от рвущихся наружу клыков. Ему пришлось захлопнуть зверя в своей душе насильно и на время выбросить ключ, пока дело не зашло слишком далеко… но волка нельзя было усмирить так просто — он всегда был внутри и всегда стремился выбраться наружу.

Жизнь на борту грузового судна для ликантропа никак не подходила.

Не было никаких сил больше терпеть шум и запах. Ему нужно было выбраться наружу, глотнуть свежего воздуха и найти какое-нибудь тихое, уединенное место. Майкл соскочил с койки, извлек из своего вещмешка красную клетчатую рубашку, запачканные краской штаны и потертые сапоги, затем оделся, пожал плечами, глядя на свою куртку из грубой ткани, после чего все же решил накинуть ее и вышел через дверь, направившись к лестнице вверх.

«София» освещалась маленькими фонариками, закрепленными на мачтах, а также ходовыми огнями на корме. В окне рулевой рубки горел тусклый желтый свет, который как раз подходил для привыкших к ночной темноте глаз. Волны вдруг сильно ударились о борт, и корабль содрогнулся, словно от холода. Майкл поежился, сунул руки в карманы куртки и глубоко вздохнул, с благодарностью и наслаждением позволяя свежему морскому воздуху войти в его легкие. Затем он направился вдоль по палубе, глядя на следовавшую за ним тень. Ночь была очень темной и облачной, и ей предшествовал столь же пасмурный день — облака заволокли небо, и уже на закате стало очень темно. Ни одна звезда так и не показалась на плотно затянутом небосводе, однако прерывистые вспышки молний периодически озаряли суровые тучи, а где-то очень далеко раздавался звук грома.

Майкл услышал чавкающий звук подошв и почувствовал, что кто-то приближается к нему. Звук становился все громче, и он сразу понял, что у нее тоже проблемы со сном. Он решил не поворачиваться, пока они не поравняются, а затем, когда они оказались на одной линии, перевел на нее взгляд, улыбнулся и по-немецки произнес:

— Привет.

Она вздрогнула, как дрожал несколько секунд назад корабль. Ее голова опустилась, девушка обняла себя руками, кутаясь все в ту же шинель и в тот же мышино-серый шарф, через который проступал лишь блик ее светлых волос. Сейчас, разумеется, нужды в солнечных очках не было, и Майкл разглядел, что глаза Мариэль под густыми белокурыми бровями имели один из холодных оттенков аквамарина. Носик у девушки был маленьким и заостренным к концу, а на подбородке красовалась очаровательная маленькая ямочка. Она посмотрела на Майкла с отпечатком ужаса на лице, подалась в сторону и постаралась сделать это настолько быстро, насколько позволял ее левый ботинок.

— Постой… можно мне пройтись с тобой? — позвал Майкл, прежде чем Мариэль совсем перепугалась и сбежала от него.

— Нет, — скорее, не сказала, а прошептала она. — Пожалуйста. Оставьте меня в покое, — она старалась двигаться быстрее, но вдруг споткнулась, и сохранить равновесие ей удалось только благодаря тому, что она схватилась за трубу.

— Ты разве не хочешь увидеть Вулкана в своей кузнице? — заговорщицки спросил Майкл. Мариэль все еще старалась уйти прочь, не осмеливаясь столкнуться с ним взглядом. Он вновь улыбнулся и мягко произнес ее фальшивое имя. — Кристен?

Молодая девушка сделала еще два мучительных шага вперед перед тем, как оглянуться через плечо.

— Давай посмотрим на Вулкана за работой, — сказал он ей, стоя напротив фальшборта. — Это займет всего минуту.

— Я должна идти, — отозвалась Мариэль, но при этом не двинулась. Ее взгляд лихорадочно метался из стороны в сторону, стараясь остановиться на любом другом объекте, кроме его ярких зеленых глаз. А затем:

— А… откуда вы знаете мое имя?

— Я полагаю, кто-то упоминал его при мне. Из списка пассажиров, — он снова улыбнулся. — Как по мне, у тебя очень красивое имя.

— Мне нужно идти, — вновь сказала она.

Правая нога двинулась, но тяжелая левая осталась на месте.

Молния вновь прорезала облака.

— Вот! — воскликнул Майкл. — Вулкан работает в своей кузнице. Ты ведь видела, верно?

— Нет…

— Тогда смотри внимательнее. Уже скоро… вот! Теперь видела?

— Это молния, — пробормотала она с ноткой раздражения в голосе.

— Это Вулкан, — возразил он. — Работающий в своей кузнице. Он бог кузнечного дела, знаешь ли. Ах, слушай… слышишь звук, как его молот бьет по наковальне?

— Гром, — буркнула она.

— У Вулкана интересная история, — Майкл стал в пол-оборота, чтобы было удобно показывать на облака и одновременно наблюдать за собеседницей. — Он был сыном Юпитера и Юноны. Но Юнона подумала, что он слишком уродлив. Она сбросила ребенка с вершины горы Олимп прямо в море. И пока он пролетал весь этот путь, он, разумеется, поранился.

Некоторое время ответа не было. А затем тихий, похожий на шепот голос задал вопрос:

— Поранился? Как?

— Он сломал ногу, — кивнул Майкл. — И она так и не излечилась до конца. После этого он навсегда остался калекой. О, гляди, снова! Теперь слушай, как стучит молот!

Мариэль Вессхаузер, дочь Пауля и Аннелизы, замерла и затихла. Некоторое время она не произносила ни слова, а затем, наконец, вымолвила:

— Я не должна с вами разговаривать. Мой отец говорит, чтобы я ни с кем не разговаривала…

— Он прав. На этом корабле есть не очень хорошие люди.

Она нахмурилась, окинув недоверчивым взглядом палубу. Майкл заметил, что она и его быстро изучила с головы до пят, после чего вновь отвела глаза в сторону.

— А вы? Вы — хороший? — осторожно спросила она.