ЛЕСНОЙ ЗАМОК
Шрифт:
В предшествующие десятилетия Бог сделал инвестиции во множество русских людей и российских дел, во всем их разнообразии. Он уделил внимание монархистам и республиканцам, представителям высшей знати и революционерам, готовым принять жертвенную смерть ради того, чтобы свергнуть иго аристократов. К реализации своих замыслов Он привлек даже папу римского и весь Ватикан (впрочем, точно так же поступили и мы!). Он внимал и взывающим к свободе, и уповающим на сохранение самовластья. Маэстро однажды изволил выразиться так: «Нетрудно понять, как Он думает. А думает Он так: "Я могу в каждом отдельном случае ошибиться, но никогда не оставлю без внимания того, кто возьмет верх. И таким образом выясню, что срабатывает, а что — нет». В конце концов, ради чего предоставил Он мужчинам
Маэстро, конечно, всегда рад пошутить, но что, если Бог решил, будто Его главной опорой должен отныне стать богопомазанный самодержец в тесном союзе с Русской православной церковью? И не ради этого ли Он споспешествует величественной церемонии, призванной спаять воедино Корону и Крест? Ведомый Им, молодой русский царь сможет, не исключено, обратить во благо беспредельную, пусть и хаотическую энергию, присущую русскому народу.
Честно говоря, такое решение было бы, мягко говоря, парадоксальным. Положиться на Россию, безмерно увязшую в коррупции? Нашпигованную несправедливостью? Именно такое поле для битвы мы бы избрали сами, будь на то наша воля. Несправедливость порождает ненависть, зависть и злобу, приходящие на смену любви. Ибо мало кто из мужчин и женщин не испытывает ощущения, будто с ним (с ней) изо дня в день обходятся на редкость несправедливо. По этой тропинке мы подбираемся к взрослым. Подкрадываемся к плачущему ребенку. Если бы несправедливость, чинимая по отношению к другим, воспринималась бы людьми столь же остро, как несправедливость по отношению к ним самим, наши старания пошли бы прахом.
Взвесив все это, я пришел к выводу, что дело, пожалуй, заключается в личности молодого человека, которому предстояло венчаться на царство. Не было ли в нем чего-нибудь? Я попросил, чтобы Маэстро позволил мне как можно тщательнее изучить Николая. «Сделай все, что в твоих силах!» — услышав этот ответ, я так до конца и не понял, подбадривают меня или, наоборот, одергивают.
Как я вскоре выяснил, подступиться к Ники (так его называли близкие, а семейство у них было немалочисленное: красавица мать-датчанка, вдовствующая императрица Мария, четверо великих князей, братьев покойного отца, императора Александра III, в дядьях плюс великое множество братьев, сестер, кузин и кузенов, не говоря уж о свояках; причем на первый взгляд все они были от наследника без ума) оказалось совсем не просто.
Да, далеко не просто. Никогда еще мне не встречался человек, так тщательно оберегаемый целыми ангельскими сонмами. Как правило, я могу подобрать отмычки к душе человека; благо у меня таких отмычек полный набор. Я бы назвал их особо чуткими органами восприятия. Скажем, наблюдая едва вошедшего человека из дальнего конца большой залы, я могу разгадать его характер по какой-нибудь складочке у крыльев носа или по крошечной ямке на мочке уха. Однако я не злоупотребляю своими способностями к чувственному восприятию. Жизнь существа сатанической природы превратилась бы просто в ад, будь мы обязаны в каждую конкретную минуту действовать на высшем из доступных лично нам уровней. Как правило, особо чуткие органы восприятия идут в ход, лишь когда о человеке нужно узнать много и сразу.
У меня не было возможности приблизиться к Ники: слишком много Наглых. А значит, вновь пришлось положиться на сведения, почерпнутые русскими бесами у лиц августейшей крови, служащих нашему делу в петербургских дворцах или в соборах и канцеляриях Московского Кремля. Им удалось снять копии с огромного количества писем и дневников. Могло сложиться впечатление, будто каждый представитель каждой европейской династии только тем и занят, что пишет письма родителям, детям, дядюшкам, тетушкам, двоюродным братьям и сестрам и, конечно, любовникам и любовницам. Кроме того, большинство вело дневники. Цесаревич, которому в ближайшее время предстояло стать Николаем II, с детства заносил ежедневные записи в изящный маленький альбом. Ко времени коронации он уже так сблизился с Алике (которая должна была превратиться в императрицу Александру), что буквально не расставался с нею. Во всех смыслах буквально: его дневник был не просто открыт для нее до последней буквы — ей дозволялось вносить туда собственные добавления.
Я был невольно восхищен. Эти двое молодых людей состояли в близком родстве с самыми могущественными европейскими монархами. Конечно, сама Алике была всего лишь герцогиней Гессенской, но ее мать Алиса доводилась родной дочерью (одной из трех) самой королеве Виктории. Алике было всего семь, когда умерла ее мать, но венценосная бабка часто приглашала ее к себе в Англию.
Имелся также Вильгельм II, которому позднее, в годы Первой мировой, предстояло стать ненавидимым едва ли не всем человечеством кайзером Вильгельмом. Он был сыном старшей дочери королевы Виктории, а значит, доводился Алике двоюродным братом. Принц Уэльский в Англии, позже ставший королем Георгом V, являлся двоюродным братом Ники. Со временем старший сын Георга должен был стать Эдуардом VIII, однако он отрекся от прав на трон, ради того чтобы жениться на Уоллис Симпсон. Эта пара, окруженная нашими агентами, проживет долгие десятилетия под именем герцога и герцогини Виндзор, а Б-н не озаботится тем, чтобы прислать им хотя бы одного-единственного ангела.
Если я перечисляю все эти фамильные узы, то только затем, чтобы подчеркнуть, какие великолепные династические корни были и у Алике, и у самого Ники. Должен добавить, что молодые люди были и влюблены друг в друга, а подобная любовь в династических браках встречается редко и, безусловно, должна рассматриваться как дополнительный бонус.
Свои сомнения были и у Маэстро. Он сказал мне: «Болван презентирует Себя как Всемогущее Воплощение Любви. Он есть Любовь, и те, кто любят Его, полны Любви, а Любовь сама по себе способна разрешить все встающие перед человечеством проблемы. Этими липкими, как слюна, речами Он не только вымазал три четверти населения планеты — Он ухитрился изгваздаться и сам. Никто не верит в Любовь так сильно, как сам Болван».
Может быть, этим и объяснялось тогдашнее нашествие (или массовое нисшествие) Наглых. Не вернулся ли Бог к собственным представлениям эпохи Средневековья, согласно которым институт абсолютной монархии служит улучшению нравов и гарантирует идеальное государственное устройство? Неужели Он и впрямь предположил, и предположил всерьез, что, если молодой красавец царь и молодая красавица царица беззаветно полюбят друг друга, искренне веруя при этом в Его бесконечную доброту, то тогда и Ему, Господу, можно будет решиться на совершенно отчаянный эксперимент? Который, в отличие от кое-каких иных Его начинаний, не кончится полным пшиком? В большинстве абсолютных монархий, существовавших ранее, дело до супружеской любви (не говоря уж о всеобщей) как-то не доходило.
Я почувствовал облегчение. Б-н был явно не в форме. Не в идеальной форме, это уж как минимум… Так ли оно было на самом деле или же я ошибался?
Вопрос в другом: можно ли исходить из предположения, что Господь состарился? Когда при случае я оказываюсь на берегу океана, мне всякий раз бывает трудно поверить в то, что Его мощь пошла на убыль. Аналогичные сомнения посещают меня при виде возделанного поля, горного ущелья, ослепительного заката или при звуках грома, сопровождающих мелькнувшую в небе молнию. Не говоря уж о таком чуде, как Божья роса.
Разумеется, может быть и так, что Он спроектировал все это целые вечности назад на пике своих креативных возможностей. В таком случае Ему наверняка не нравится тот факт, что Его сила постепенно иссякает, вследствие чего последнее по времени творение — человек — оказалось и наименее успешным. Но не смоет ли нас сейчас волнами новой дрожи старого божества? Эта пара — Ники и Алике — такая наивная, такая неподходящая для осуществления истинно широкомасштабного проекта! Будучи не в силах подобраться к ним физически, я тем не менее отчетливо улавливал сам тон их любви, их богобоязненности, их невинности. Я прочитал сотни писем и записок, которыми они обменялись. И если я сейчас кое-что из тогдашнего процитирую, то только затем, чтобы и вы смогли почувствовать, каковы они были.