Лесные твари
Шрифт:
"Бежать, – мелькнуло в его голове. – Удрать к чертовой матери. В конце концов, я психолог, а не экзорсист."
Теперь доктор Панкратов верил в потусторонние силы. Он увидел их собственными глазами.
Маленькую девочку находят в лесу на следующее утро. Она живая. Она спит на тропинке под большой березой и на лбу у нее большая ссадина.
Все люди вокруг улыбаются. А папа плачет. И мама плачет, и поднимает на руки свою девочку. Девочка открывает глаза. Только она совсем не узнает свою маму.
– Леночка! – кричит мама. – Ленусик! Доченька
– Лекаэ, – говорит девочка. И мама не узнает ее голос.
– Кто ты? – прошептал доктор.
– Лекаэ, – сказало существо. Оно закрыло глаза и медленно опустилось на кровать – плавно как березовый лист, сорванный ветром и падающий на землю.
Доктор Панкратов поднялся, хватаясь за стену, и побрел к окну. Гроза стихала. Его знобило. Он чувствовал себя так, словно состарился за эти полчаса на несколько жизней.
На кровати лежала девушка. На кровати крепко спала девушка по имени Лена Прохорова. Это снова была она. Только доктор Панкратов больше не хотел убежать с ней на Сейшелы. Он боялся ее.
Он вылечился от своей любви. И это было единственным положительным результатом сегодняшнего дня.
ГЛАВА 8
Демид вернулся домой с работы около пяти вечера, но в подъезд попасть не смог. Подъезд перекрывала новенькая, еще не крашеная железная дверь с кодовым замком.
– Это еще что такое? – Демид обратился к бабулькам, несущим неусыпную стражу на скамейке.
Голова его гудела после бессонной ночи. Конечно, он мог бы запереться где-нибудь в лаборантской и поспать пару часиков на кушетке. Но он не сделал этого. Он боялся остаться наедине со своими мыслями. Боялся, что проснется его внутренний голос и начнет объяснять все произошедшее. Демид не хотел знать ничего, а потому весь день работал до изнеможения, бегал по всем этажам, и пил кофе чашку за чашкой. Сейчас он просто валился с ног. И очень надеялся, что заснет сразу, как только доберется до дивана.
Errare humanum est [19] .
– Дак это ж дверь поставили новую, с замком кнопчатым, – пояснила самая услужливая старушка, Клавдия Степановна, соседка Демида по лестничной клетке. Остальные дружно кивнули головами, подтверждая этот, безусловно, выдающийся факт.
– Ага… Понятно… – Дема почесал в затылке. – А зачем?
– Дак зачем? Чтоб не мотались всякие! – Клавдия Степановна даже привстала от скамейки от волнения. – Ведь это ж что ж творится, господи-светы? Вот не иначе как в позапрошный вечер, значит, выглядываю я, это, в глазок. Выйти, значит, хотела на улицу, свежим воздухом подышать. Ну и в глазок, понятно, выглядываю – вдруг там какой-нито бандит приблудился. Так что ты думаешь, Демид, на полу собака лежит! Агромадная, каких и на свете-то не быват! Ну как же тут выйти-то?!
19
Человеку свойственно заблуждаться (лат.)
Она посмотрела на своих товарок и те снова утвердительно кивнули, как будто
– Собака, говорите? – Демид заинтересовался. – А какая собака-то, не рассмотрели? Порода какая?
– Дак разве ж я в породах этих разбираюся? Говорю тебе, агромадная! – Клавдия Степановна входила в азарт. – Оно, конечно, плохо через энтий глазок-то видно. Но только я вот что скажу – собака была необычная. – Старушка подняла вверх указательный палец. – Шкура хоть и грязная, только видно, что цвет у нее какой-то необнакновенный. Розовый, что у поросенка. А уж рожа-то, рожа была у этой животной, как у черта!
– Вы думаете? – Демид все еще отказывался верить своим ушам.
– Христом-богом клянусь! – Бабуля поправила толстые очки, за отсутствием одной из дужек приделанные к голове бельевой резинкой. – Я, оно конечно, подробностей не помню. Только как глянул на меня этот черт, прямо скрозь глазок-то, как кипятком меня окатило! Отпрянула я, насилу чуть не упала. Аж сердце затрепыхало. Я пошла корвалол пить, а потом думаю: "Дай-кось, позвоню в милицию". А ведь телефона-то у меня и нету! Опять же к тебе, Дема, надо идтить. А как тут выйдешь-то? Хошь плачь! Выглянула я обратно, а ничего и не видно. Глазок-то с той стороны, вроде как кровью замазан! Как я тогда инфаркту не хватила, просто не знаю!
Клавдия Степановна плюхнулась обратно на скамейку, слегка придавив остальных старушек, и схватилась за сердце.
– А, это, значит, утресь спускаюсь я, значит, за хлебом, – вступила в разговор Дуся – сморщенная бабулька без отчества, но в валенках с галошами. – А на площадке-то вашей, господь ты мой, такая вонишша стоит, словно, прости господи, помер кто. Я к Клаве и торкнулась. А Клава-то мне, вишь ты, и не открыват! Кричит истошным криком из-за двери: "Изыди, Сатана окаянная, в ад, а нето милицию вызову!" Ладно, хоть муж ейный, Лукич, с работы возвращался. Он ведь сторожем работает. У его ключ был, он дверь-то и открыл. Так Клавка-то там стоит со швабером! Обороняться собралась! Вот испужалась-то как!
– Ясно. – Настроение Демида, и без того паскудное, превратилось в маленькую кучку навоза.
– А опосля этого мы собралися, значит, – Клавдия Степановна снова воспряла духом, – и пошли к председательше. У нее ведь дверь-то давно запасена стоит в подвале. В прошлую зиму еще денежки собирали, помнишь? И говорим: "Ставь, значится, дверь-то, или мы к мэру жаловаться пойдем. Спасу никакого нет. И так народ довели, пенсию не плотют, а тут еще собаки розовые по площадкам валяются! В старые времена такого не было!" Ну, тут как раз сварщик Сережка трезвый приключился. Вот и поставили…
– Код какой? – мрачно поинтересовался Демид.
На лестничной площадке воняло уже меньше, но крепкий мертвецкий запах еще не выветрился.
Позапрошлый вечер. Король Крыс побывал здесь, как только сбежал из лаборатории.
"Дема, ты получил мой подарочек?"
Лека спала на диване. Вид у нее был измученный.
"Явилась. Где шлялась прошлой ночью, черт знает… Впрочем, это и к лучшему. Слава Богу, она не присутствовала при наших разборках с Антоновым."