Лестница грез
Шрифт:
– Оленька, теперь между нами не может быть никаких тайн. Давай я вообще его с тебя сниму, он только мешается. Без него лучше.
– И полез под кофту.
– Нет!
– заорала я.
– Не подходите больше ко мне, я буду еще громче кричать.
Всеволод Иванович пытался опять прижать меня к себе, шептал в ухо:
– Успокойся, я люблю тебя, никому тебя не отдам. Мы поженимся, я свободный человек. Ты не представляешь, что ты со мной делаешь. Я больше не могу без тебя.
Рыдая, я отмахивалась от него руками: «Не нужно это всё говорить, я не хочу ничего слышать». Но он продолжал настаивать, и от его слов мне становилось всё более мерзко.
– Тебе же было
Эти слова окончательно повергли меня в шок. Скорее убежать и никогда не видеть. Как стыдно, какой позор, боже мой, что я себе позволила? Он всю меня облапал.
Я неслась, как угорелая, капитан отстал. Добежав до угла, оглянулась, его не было. Перелезла через забор соседнего двора к себе и мигом к крану, подставила под него пылающее огнём лицо. Меня всю колотило. Хорошо, что сестра Алка с мамой на лето переехали в Черноморку, а то бы сразу учуяли неладное. От меня ведь пахнет его одеколоном, провонялась вся запахом его тела. И хороша же я, скромная студентка, не могла сразу бортануть этого приставучего морячка. А вдруг и это случилось бы, ещё немного, и мне был бы каюк. Фу, как противно. Я ещё и ещё полоскала рот до рвоты. Юрка, дворничихи сын, с дежурства по тропинке под самым домом идёт. Я тихонько свистнула, стрельну у него сигаретку, перебью этот тошнотворный вкус.
– Сеньорита, у меня только «Прима». Пойдёт?
Такую кличку мне дали наши дворовые парни, после того, как я, балуясь, на занятиях по музыке выла под Имму Сумак или Сару Монтьел, но чаще под Лолиту Торрес, тогда очень популярен был фильм с ее участием, а уж какая у нее была талия... Ребята поджидали меня под балконом, пока я добивала два часа урока, чтобы потом вместе совершить набеги на местные сады или отправиться беситься на турбазу в Аркадии.
– Пойдёт.
Я жадно затянулась этой дрянью, «Прима» в тот момент показалась мне настоящим «Мальборо».
– А что за видос у тебя, на море и обратно. Как из сумасшедшего дома сбежала. Кофта вся мятая. Волосы растрепанные, дыбом, ты себя в зеркало видела?
– Юрка, посиди здесь со мной, пока я подымлю.
– Что ты всё оглядываешься? Что-то случилось? Ревела вижу, тушь размазана, - тарахтел Юрка, придирчиво меня разглядывая.
– Если кто обидел - не молчи, кому в харю дать или шею намылить - обращайся. Мы, портовые, своих в обиду не даём. Колись, сеньорита, в какое дерьмо вляпалась, что-нибудь серьёзное?
С Юркой все ребята были по корешам. Он самый старший в нашем дворе и самый заводной. А то, что безотказный, так это и говорить нечего. Как только его в армию заарканили, так и наша дружная дворовая компания распалась. Без него стало всё не то. Служил он где-то в России, кажется, под Воронежом, и привёз оттуда деревенскую конопатую кацапочку. Юркина мамаша сначала хвасталась, услужливая, добрая. А потом они так разосрались, что разбитый горшок вонял на весь дом, благодаря стараниям дворничихи. Поносила она свою сноху по всем статьям. Оказалось, и женился Юрка на брюхатой, и готовить не умеет, и учиться не заставишь. Не знаю, как раньше, а теперь Юркиной жене стало всё до лампочки, она целый день в грязном халате и порванных тапочках пропадала на улице, грызла семечки в компании неопрятных вонючих теток, от которых несло за версту. Они с утра и до самого закрытия магазина торчали у его дверей, галдели, ругались. Противно в магазин заходить.
Вечерами, поужинав после работы, за столом под вишней шпанкой собирались мужики постарше и забивали козла. Как только Юрка появлялся на углу дома, обязательно начинали его подначивать.
– О! Молодожён пошёл. Счас щи горячие будет рубать. Вчерашние, та не позавчерашние. Какой позавчерашние, неделю, как сварили, у Юрки срачка от них. Ему хоть говна насыпь, он все съест. Такую жинку за патлы каждый день таскать надо, а он только по выходным.
Юрка, добрая душа, еще подходил к этим идиотам, за руку со всеми здоровался, не догадывался или не обращал внимания, что это над ним мужики посмеиваются. А мы тоже хороши, ржём, как лошади. Отзывчивый парень, простой, честный, на таких, говорят, воду возят. Вкалывает в порту от зари до зари и домой его совсем не тянет. Что хорошего, если мать со снохой постоянно скандалят.
– Ты, сеньорита, колись, когда замуж выскочишь?
– не унимался Юрка.
– Хотя в вашем женском монастыре это не принято. Или ты исключение из правил? Что-то этого твоего Ляща не видно, разбежались?
– Давно уже, женился он.
– Вот это номер, чтоб я помер, отшила, значит!
– Юрка слегка присвистнул.
– А все только и талдычили в одну дуду: Лящ не отстанет, добьет Ольку. Все штаны здесь на лавке просиживал. Не может быть!
– Может, Юрка, ещё как может. Женился сразу, как в Новороссийск на танкер попал. Там судьбу свою нашёл. А здесь только прикидывался, дружок его выдал, думал его место, наверное, занять.
– А у тебя сейчас каникулы. Гуляешь? Ну и гуляй на здоровье. Не засидись, как твоя Алка, девчонкам надо пораньше замуж выходить.
– Спасибо, я учту. Топай, Юрка, домой, отдыхай после работы.
– Сейчас попрусь. Устал, как собака. Судов много под разгрузкой. Не слышала, мои сегодня не лаялись?
– Не слышала, я теперь во дворе редко бываю. Ладно, я пошла. За «Приму» спасибо.
Юрка скрылся в своей парадной, а я лишь посочувствовала ему. Мужики, хоть и вредные, злые, а ведь правы, опять ему придется жрать эти кислые щи. Моя бабка давно бы вылила их на помойку.
Хорошо, что заждавшаяся меня бабка не повесила цепочку на дверь, видно, боялась: заснет крепко и не услышит звонка. Куковать бы мне тогда на лестничной клетке, пока не проснется. А «волкодав» наш на что, он кого хочет разбудит, к нам вот так, тихонечко не войдешь. Я ещё на первом этаже, а он уже воет. Бабка из спальни старается пса перекричать:
– Олька, ты? Где тебя носило так долго? Вот Анька с Алкой объявятся, я им расскажу, целыми днями где-то шляешься. Не ври, что с Лилькой или с Галкой. Они уж не знаю сколько тебя ищут.
– С Танькой Ковальчук в Аркадии гуляли, - быстро нашлась я.
– Сама с ужином управишься? Молоко на окне в кухне, с вертутой попей.
Как удачно получилось, бабка не вырулила на кухню. Я быстро сняла с себя помятый наряд, легла на своё кресло-кровать и долго-долго не могла уснуть, лежала с закрытыми глазами, переваривала. Всю следующую неделю не могла прийти в себя от страха, даже уехала на несколько дней к маме и Алке в Черноморку.
Вот уже и месяц каникул позади. Приближался мой день рождения. Двадцать лет! Первая взрослая дата. Домашние разрешили мне устроить небольшой сабантуйчик. Ничего серьёзного, поболтаем, посмеемся. Ни у одной из девчонок, кого пригласила, не было ещё постоянного кавалера. Впрочем, подружки и без дня рождения почти каждый день приходят. Мама подкупила мне фруктов, дала десятку на веселье. На удивление, и бабка приняла самое активное участие, честно, я от неё такой прыти не ожидала. Сама составила потрясающее меню, как в лучших домах Филадельфии, сама все и сготовила. Вообще, у неё последнее время было приподнятое настроение. Она даже вдруг запела. Если моя бабка запела...