Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
– Не смей так говорить!
– рявкнул Анну.
– Не смей так думать, северянин! Я - я бы просто умер, и всё, но этого тоже не будет, потому что не будет никакого поединка! Между нами - границы, вера! Мы - вассалы разных владык, тебе ясно?! Мне надо предать Льва, надо предать веру, надо предать Лянчин, надо предать отца, мне надо себя предать - чтобы скрестить с тобой мечи - но этого не будет. Точка!
Лицо Ар-Неля тут же превратилось в снежную маску северянина-аристократа - ещё более холодного, чем здешние бойцы.
– Конечно, не будет, - сказал он, чуть поведя плечом.
– Отпусти, сделай милость, мою одежду - это неприлично.
Анну безнадёжно опустил руки. Сказал, глядя, как Ар-Нель поправляет рубашку:
– Прости меня. Я... я вообразил, Творец знает, что. Мы - аристократы, так? Бойцы из разных Прайдов? Нам можно быть друзьями, только друзьями - и я больше не посмею... да и то... всё это глупо. Не уходи.
Ар-Нель взглянул с очевидной иронией.
– Твоя дружба стоила мне подарка, присланного Матерью. Полагаешь, Мужчина может дружить с Юношей на равных? У нас говорят, что у Юноши из хорошей Семьи не бывает друзей - только слуги, враги, никто и возлюбленные, но тебе я поверю. Твоя душа заточена иначе - давай попробуем остаться друзьями. Но в этом случае - будь добр, Анну, не распускай руки, если поединок не заявлен.
– Ты оскорблён?
– спросил Анну.
– Я не хотел.
– Отнюдь, - Ар-Нель стряхнул с кончиков пальцев воображаемую воду, как баска, наступившая на сырое место.
– Я по-прежнему готов учить тебя читать, дорогой Анну - если ты в состоянии слушать. И - обещаю не дразнить тебя больше... по крайней мере, во время наших уроков.
– Спасибо, - буркнул Анну мрачно. Последняя реплика Ар-Неля то ли рассердила, то ли рассмешила его.
– О, всегда пожалуйста. Итак. Мы рассмотрели знак "Ль", - продолжал Ар-Нель как ни в чём не бывало.
– Теперь "А" и "Ни" - они почти не отличаются от наших в классическом начертании, только...
Анну следил за его рукой, держащей кисть - и ругал себя про себя последними словами. Северянин был далёк, как одинокая звезда на здешнем ночном небе, чёрном, холодном и пустом, ужасном, как бездна преисподней - и Анну всё яснее понимал, что его желанная война Ар-Неля не приблизит, а ещё отдалит. Случись война - настоящая война, вторжение, армия на армию, горящие города, победный марш среди этих пустых снежных равнин - глаза цвета льда не вспыхнут, а погаснут. Навсегда. Северяне не умеют вожделеть к врагам, у северян нет азарта, северяне, язычники, молящиеся Случаю, никогда не уверуют по-настоящему, потому что никогда не склонятся перед Предопределенностью, данной Творцом. Ненависть северян холодна, как снег - греет их дружба, их доверие, их любовь...
Но их врагам этого не видать. Поэтому трофеи с севера вянут ослепительно и мгновенно, не успев превратиться в настоящих женщин, без цветения, не принеся плода.
Я могу возглавить одну из лянчинских армий, думал Анну, глядя на солнечные блики в волосах Ар-Неля. Если на то будет милость Творца и воля Льва, я пройду по этой земле, как никто и никогда. Если Взор Божий и дальше будет взирать на нас, я войду в этот город - и волчата приведут пленного Ча ко мне... если только ему удастся уцелеть... Он будет связан, обезоружен - а в его глазах не будет ярости, похожей на жажду - только надменный холод Севера. И если я его ударю, он рассмеётся мне в лицо - и всё. Превратит меня в прах. Мне останется пойти и умереть - в бою или как-то ещё - всё равно. Я ничего не получу; в лучшем случае - моим будет его раскромсанное тело, которое спустя малое время покинет душа.
Не стоит обманывать себя, воображая, как я убью Ар-Неля и буду жить прекрасными воспоминаниями, думал Анну. Ничего не выйдет. Творец показал мне его, чтобы я постиг что-то... а я не понимаю и малодушничаю. Если свести все эти терзания к самой простой и циничной мысли - я боюсь сражаться с ним всерьёз. Как бы ни обернулся этот бой - он будет проигран. Смертельно.
Вот что будет с войной на севере - вдруг пришла Анну ослепительная мысль. Как бы ни обернулась кампания - мы проиграем. Мы тяжело проиграем, как Лев этого не понимает?! В лучшем случае - будем убивать, убивать и убивать без счёта и меры, будем идти вперёд по колено в крови - и получим пустые холодные города, в которых столько же пользы, как в ледяных горах.
Жить здесь? В холоде и мраке, на полубесплодной земле, бледно расцветающей на пять-шесть лун, чтобы остальное время лежать под снегом? Чем тут жить - знают северяне, а северяне не будут нашими, они умрут... а умирая, заморозят наши сердца.
Я не буду воевать на севере, решил Анну.
Эткуру он встретил в коридоре, освещённом маленькими жёлтыми фонариками - по дороге в покои гостей. Остановил, взяв за локоть.
– Что ты, брат?
– спросил Эткуру. Он слегка удивился, но и не подумал раздражаться - в последнее время Львёнок Льва выглядел повеселее, чем обычно.
– Уйдём в сад, - сказал Анну.
– Надо поговорить.
– Зачем - в саду?
– ещё больше удивился Эткуру, и Анну отметил его рассеянную улыбку, не виданную на лице Львёнка Льва с самого дома.
– Холодно в саду. Сегодня сыро, ветер - отвратная погода... Хочется выпить вина и посидеть в тепле.
– Пожалуйста, брат, - сказал Анну насколько мог проникновенно - и Эткуру улыбнулся заметнее.
– Жарко тебе в здешнем холоде, да, Анну? Щёки горят у тебя, - и остановился.
– Ты не болен, брат?
– Я объясню - всё. Только - уйдём из дворца.
Эткуру пожал плечами, пошёл.
После холодного и свежего, но ясного дня вечер и вправду настал редкостно гадкий - погода на севере менялась рывками. Моросил мелкий дождь, и серые сугробы, покрытые грязной наледью, оседали под ним, расплываясь в широких лужах. Ледяной ветер швырял в лицо водяную пыль; низкое мутное небо завалилось на крыши, темень рассеивали только красные и жёлтые фонарики, горящие у дворцовых стен - но уютнее от их света не делалось. Оскальзываясь и обходя лужи, отошли подальше от входа в покои. Анну остановился под фонарём: ему хотелось видеть лицо Львёнка Льва. Эткуру запахнул плащ, накинув капюшон.
– Что тебе тут надо, брат? В доме нельзя было?
Анну тронул его за плечо.
– Не хочу, чтобы кто-нибудь слышал.
– Там никого и нет - кроме наших.
– Наших - и не хочу. Когу не хочу. Наставника. Даже волков... погоди, брат. Я вот что подумал. Когу пишет письма Льву, Наставник их правит, а после отдаёт волку-гонцу. Так?
– Да, - Эткуру смотрел непонимающе, на его лице отражались только холод и нетерпение.
– Зачем спрашивать ерунду?! Ты же знаешь.
– А почему ты не диктуешь писем?
– спросил Анну.
– Сперва ты говоришь, что хочешь изложить в письме, потом Когу записывает, а Наставник правит. А если Когу неточно записывает? А если Наставник приписывает что-то от себя?