Лестница на небеса
Шрифт:
— Здесь опасно…
— И что теперь? — поинтересовался он, стараясь придать своей улыбке как можно больше беззаботности. — Именно в такие моменты я и должен находиться рядом с тобой…
Он потрепал по голове малыша, сидящего рядом. И Анне показалось, что ребенок улыбнулся ему. А Даниил сел рядом с ней, на пол, возле ее ног. Она посмотрела на него — он задрал голову и тоже глядел прямо в ее глаза.
— Мы уже выиграли, — прошептал он. — Как бы дело не повернулось, мы все равно выиграли. Ты можешь это понять сейчас?
Она покачала головой.
— Я
На одну секунду Виталик их увидел. Солнечный луч, неизвестно откуда взявшийся, осветил стекло, и он увидел ее лицо. Она улыбалась. Тот, кому она улыбалась, был виден плохо. Но на секунду ему показалось, что он где-то его видел. Он даже отшатнулся невольно, ему захотелось закрыться, спрятаться. Потому что этот парень был очень похож на кого-то, Виталик пытался вспомнить и не мог… Но что-то мрачное было связано с этим пришельцем из прошлого… Что-то… Страх? Животный страх? Кровь на ладонях… Ему тогда казалось, что эти капли не смоются никогда… Он так долго тер их мочалкой, а еще ночи напролет вздрагивал от звука шагов за дверью… Ему мерещилось, что их с Костиком нашли. И теперь придет конец…
Но сейчас ему показалось, что тот парень вернулся. Такой же, каким был. И улыбается Анне. Как будто они связаны одной нитью. Навечно связаны.
Он не понимал, почему его рука сама потянулась к карману. Он должен был и теперь убрать его? Или — теперь это было куда важнее, чем тогда?
Майк шел к машине, чувствуя, что злость не унимается. «Они действуют по закону…» Слова Гоги и та покорность, с которой он это произнес, казались Майку совершенно глупыми. Чей закон? Какой закон?
Пусть ему покажут человека, которому кажется, что строить бордели куда законнее, чем беречь храмы…
— По ходу дела мир сбрендил, — проворчал он. — Может, впрочем, у них и мозгов никогда не было? Сплошной, блин, желудок…
Он завел машину и рванул с места на полной скорости.
Телефон надрывался в кармане, он сбросил звонок. Наверняка Гоги. Пошли они все…
Переставил на голосовую почту, чтобы не доставали…
И поехал быстрее, потому что кто-то же должен помочь Анне.
Всю ночь Лиза не могла заснуть. Несколько раз она вставала, чтобы выпить воды из-под крана, словно с помощью этой обжигающей, холодной жидкости надеялась избавиться от смутных, тяжелых мыслей.
Она и сама не знала, почему именно этой ночью ей не давало покоя ощущение, что она совершила непоправимую ошибку. Именно теперь ей вспоминалось только хорошее, и это было связано с Мишкой. Как будто без него вся ее жизнь напоминала кошмарный сон. Вот она, Лиза, идет в темноте. Вокруг только пустые лица, иногда кажется, что даже глаз нет… Маски из комедии дель арте. Или — сплошной театр кабуки… Какая разница? Если сплошной театр, а жизни нет…
И она, Лиза, стала частью этого пустенького спектакля. Пока она была с Мишкой, все было иначе. Даже несмотря на то, что он явно добывал деньги не самым честным способом, впрочем, а как их
Даже несмотря на то, что он уже никак не походил на того парня с давней фотографии. Просто без него у нее ничего не осталось. Только Даша, которая делала вид, что происшедшее было закономерностью, потому что «все мужики сволочи». И Лизе всегда хотелось спросить ее — а ты? А бабы, они как? Но она сдерживалась. Молчала, ненавидя себя за эту врожденную неспособность кого-то обидеть.
Она включила приемник, поняв, что заснуть уже не удастся. Да и утро начиналось серое, с проливным дождем, который не желал кончаться, продлевая темное время суток. Тонкий голосок пел грустную песенку. «Страшный суд приидет, ответ всем будет…»
Она никогда ее не слышала. Она вообще не любила народные песни. Поскольку каждый раз отчего-то ей вспоминалась низкорослая певица с квадратным лицом, распевающая «напилась я пьяна…». А дальше и вовсе строки, наполненные пошлостью, что-то про «любушку и постелюшку…». Лизу все эти слова то смешили, то вызывали в ней тошноту. Поэтому она предпочитала не слушать народные песни, опасаясь снова услышать там эти словечки. И вдруг — эта странная песня, хрупкий, девичий голосок и… слова. Слова показались ей такими красивыми и — связанными с Мишкой. «Отжил я свой век да не как человек…»
Лиза и сама не заметила, когда начала плакать. Как будто слезы сами вырвались на волю. Вместе со словами, раня и тут же исцеляя душу. Она вдруг ощутила, что нет ничего на свете важнее души. И — какая разница, что изменил ей Мишка телом? Вряд ли он — изменил душой… А тело-то — такая бренная вещь, это ведь душа вечная… И еще ей подумалось, что этого от нее и добивались. Она не знала кто. Но этот неведомый «кто-то там», анонимный и безликий, как трус, спрятался за Дашину спину. Он управлял ей, потому что это «серое ничтожество» больше всего на свете ненавидит тот дар, который Бог посылает людям, если у них ничего больше не осталось. Любовь.
Она вспомнила их первую встречу. «Позвольте мне спросить, вы — ангел?» Она невольно улыбнулась — в то время она и в самом деле была похожа на ангела. Девочка с чистыми глазами… И хотя то, что он сказал, было цитатой, она почувствовала, что это его слова. Слова его сердца…
Невольно улыбнувшись, она прошептала: «Да, я вряд ли теперь похожа на ангела… Фурия. Горгона Медуза…»
И ведь к Гоги-то он пошел из-за нее. Чтобы ей жилось спокойно. Он ведь все делал ради нее… Какое же она имела право не простить ему такой мелочи?
Да и Дашку жаль. Она ведь только слепое орудие. А тоже — дитя Божье…
Они все дети Бога.
Теперь она знала, что делать.
Лиза бросилась к телефону. Сначала никто долго не отвечал, а потом звонок сбросили… Она снова набрала номер. На этот раз она услышала его голос: «Добрый день, вечер, утро, ночь… Я никак не могу с вами в данный момент поговорить. Оставьте ваше сообщение и координаты, я свяжусь с вами сразу, как только освобожусь…»
Она дождалась звукового сигнала и сказала: