Леся и Рус
Шрифт:
Руслан же знал обо мне все.
Порой мне казалось, что ему и моих слов не нужно — он словно смотрит в самую душу, читает мысли. Это что-то паранормальное, по-другому мне не объяснить то, как он чувствовал меня и как всегда ловко выводил на откровение. Даже сейчас мог бы заставить рассказать о Богдане, но не стал. И за это я ему благодарна, хоть и не понимаю причины.
Пока я раскладываю по пыльным полкам свои сумбурные мысли, Руслан тормозит на стоянке перед детским медцентром «Радуга». Высокое, выкрашенное в разные цвета здание я хорошо
В ту ночь он ушел из дома. А две недели назад Руслан показал мне фотографии мальчишки двух лет. И я точно знаю: этот карапуз — сын Корзина, его плоть и кровь. То, о чем он мечтал столько лет. То, что не захотела ему дать я. И меня совершенно не трогает тот факт, что все эти годы он мог сознательно скрывать от меня правду. Я ведь тоже никогда не была с ним откровенной.
Выдыхаю, возвращая себя в реальность. Смотрю на здание, каждый этаж которого выкрашен в другой цвет: семь этажей, семь цветов радуги. Можно даже по цветам запомнить, где какое отделение, чтобы…
— Ксан? — выдергивает из мыслей Руслан.
Он сидит ко мне вполоборота: одна рука на руле, другая — на спинке кресла за моей спиной. И я затылком ощущаю его пальцы, перебирающие пряди моих волос, как гитарные струны.
— Ты играешь на гитаре? — зачем-то спрашиваю я.
Руслан удивленно выгибает бровь.
— Ты… — сглатываю. Почему-то становится больно глотать. И дышать все труднее. — Мои волосы…
— Ксана, с тобой все в порядке? — голос зыбкий, глухой, словно в вате утопает. Распахиваю дверцу, широко открытым ртом глотаю воздух и нервно смеюсь.
— Ксанка!
Руслан уже вытаскивает меня из салона, усаживает на капот.
— Да что с тобой происходит?!
Он...злится? Это что-то новенькое. Я вроде еще не успела накосячить.
— Ты когда ела в последний раз?
— А? Что? — растираю лицо, выгоняя из ушей звон.
— Я спрашиваю, какого хрена ты ничего не ела, а?
Пожимаю плечами. Честно, как-то не думала о еде. Вроде приносили что-то. И даже Роднянский приходил, просил есть. А я последние дни в каком-то ступоре. Как будто выключили из реальности и лихорадило меня, и…
— Зачем мы сюда приехали, Рус? — хватаю его за локоть, когда он делает попытку вернуться в машину.
— Мне нужно тебя накормить, — снова злится. — Иначе ты в голодный обморок грохнешься. А я не могу...
— Руслан! — настаиваю. — Меня просто укачало, — отмахиваюсь. — Давно не ездила на переднем сидении.
Он хмурится, ища подвох, но делает шаг обратно ко мне.
— А я не могу позволить тебе явиться к дочери в таком состоянии. Нечего ее пугать.
Кажется, я все-таки теряю связь с реальностью. Богдана здесь? В центре? Зачем?
— Отставить панику! — командует Руслан. — Она просто упала.
— Не ври мне! Сюда не привозят детей, кто просто упал, — и паника скребет сердце. Впервые за двенадцать лет нашептывая, что это я виновата. Что если бы не отдала тогда, моя дочь сейчас не лежала бы здесь. Нет! — кричу дряни-совести. Я все сделала правильно. Только поэтому они живы...оба.
Руслан снова хмурится и осторожно расцепляет мои пальцы, до сих пор сжимающие его локоть.
— Ладно, — сдается он. — Неудачно упала, сильно порезалась.
Теперь я хватаюсь за него обеими руками, а он молниеносно фиксирует меня, прижимая собой к капоту. Опять поплыла, похоже. Черт! Что-то я совсем расклеилась. Надо срочно взять себя в руки.
— Она…
— С ней все в порядке, — перебивает Руслан. Я рвано выдыхаю. — Но у нее сильная психологическая травма. С ней работает хороший психолог.
Кажется, я поторопилась, и паника снова взмывает до небес, но сейчас я умело пригвождаю ее к земле. Хватит! Я не истеричка и больше не позволю себе быть слабой. Не сейчас.
— Травма, да...Но ведь прошло пять лет. Почему…
Хочу спросить, почему Воронцов не обратился к специалистам раньше, ведь Богдане нужна была помощь психолога.
— Он просто увез ее. Наверное, посчитал, что так будет лучше, — отвечает Руслан, хотя я так и не озвучила свой вопрос.
Только лучше не стало, раз сейчас, спустя пять лет Богдане понадобилась помощь психолога.
— Мне нужно идти, — он смотрит на часы, морщится. — А тебе пока лучше побыть в машине. На заднем сидении пакет с едой. Тебе нужны силы. Пообещай мне, что ты обязательно поешь.
Киваю, растерянная, почему он не берет меня с собой. Что случилось, что он оставляет меня здесь, когда просил быть на его стороне?
— Нет, так не пойдет. Я хочу услышать…
— Я обещаю! — немного резче, чем стоило.
— Вот и умница.
Он снимает меня с капота, усаживает в машину, сует в руки пакет с едой.
— Я скоро вернусь.
И уходит. Только когда он скрывается за стеклянными дверьми медцентра, я соображаю, что меня тревожило больше всего: как Богдана оказалась с Русланом и что будет, когда Воронцов узнает…
Взгляд привлекает длинноногая брюнетка, выскочившая из черного джипа и лихорадочно что-то выискивающая в ярко-розовом клатче. В дрожащих не накрашенных губах у нее тонкая сигарета, да и вся она выглядит не очень презентабельно. Так спешила, что даже туфли не в тон сумочке надела: белые босоножки, явно не из комплекта с клатчем. Откладываю пакет с едой, хватаю с торпеды дешевую зажигалку, которую Руслан бросил сюда, когда я перестала рыдать ему в плечо на дороге, и иду прямиком к девице.
Моя адвокатская интуиция, не единожды спасавшая мою рыжую головушку, просто вопит, что эта брюнетка тут топчется не просто так.