Лета Триглава
Шрифт:
— Наше почтение, вашбродь! Не найдется медяка-с на штоф браги?
На нетвердых ногах выступил молодчик с сальной рожей и ломаным, изъязвленным носом. Жеманно раскланялся, да так, что из-под сюртука выкатилась грязная манишка, причмокнул губами и, обернувшись к компании за ближайшим столиком, лихо им подмигнул. Мол, глядите дальше!
— Не имею при себе наличных, сударь, — с достоинством ответил Яков Хорс, лишь немного сбавив шаг и пытаясь обойти молодчика по дуге.
— Тогда соглабо… благово… соблаговолите откушать с нами-с? — продолжил
— Благодарю покорно, я тороплюсь, по делу прибыл.
Хорс аккуратно выпростал руку из липких пальцев молодчика, и сальная рожа из заискивающей мгновенно превратилась в свирепую.
— Простой люд не уважаешь? — просипел, вращая поросячьими глазками. — Не того полета птица, ась? Айда, ребята! — загорланил товарищам. — Проучим булдыря надутого!
Из-за стола повскакивали забулдыги.
— Я бы предпочел, сударь, чтобы вы не мешали моему продвижению, в противном случае… — начал было Хорс, но молодчик уже подскочил, уводя плечо в замах. Не дожидаясь, Хорс перебросил саквояж из десницы в шуйцу, развернул корпус и нанес молодчику уверенный свинг. Всхлипнув, тот пустил из носа кровавую струйку и обеспамятел.
— Господа! — воззвал Хорс к остальным. — Обращаюсь к вашему благоразумию! Я не против хорошего спарринга, но исключительно в спортивных интересах! Сейчас у меня нет ни настроения, ни времени состязаться с вами! И я вовсе не горю желанием совершать грех смертоубийства в этом прекрасном месте! Поэтому! — его рука нырнула под полы сюртука и холодный блеск самострелного дула заставил забулдыг остановиться. — Поэтому, — уже спокойнее проговорил Хорс, — прошу вас снова занять места и продолжить заниматься тем же, чем до моего появления.
Он выдержал паузу, позволяя осознать сказанное и дернул ртом в усмешке, когда компания, ворча и оглядываясь на обеспамятевшего собутыльника, вернулась за стол. Пробегавшие мимо бабенки бросали любопытные взгляды: в Усладном Доме мало кого удивишь дракой.
— Товарищу могли бы и помочь, — укоризненно заметил Хорс. — К тому же, когда изволит очнуться, передайте ему мое предупреждение. Если в ближайшее время не обратится ко мне или любому другому лекарю, то Treponema pallidum[1] превратит его в овощ. — Небрежно бросил карточку на грудь бесчувственного драчуна и, улыбнувшись, приподнял котелок перед вынырнувшей из-за портьеры Поладой. — Мое почтение, сударыня!
Та, повиснув на его шее, впилась мокрым поцелуем в губы. Хорс засмеялся, отстраняясь:
— Сладка, чертовка! Вижу, заждались.
— А ты все по чужим городищам да весям разъезжаешь, — вздохнула Полада, увлекая лекаря за собой. — Совсем про нас позабыл, а мы, что цветы без дождя, чахнем.
— Для того и вернулся. Ну-с, показывайте цветник. Только, чур, в порядке очереди.
В горнице засуетились, защебетали девицы да бабы, принялись стаскивать рубахи. Пока раздевались, Хорс скинул сюртук, облачился в фартук, закатал рукава блузы и тщательно обтер руки спиртом. На расстеленный рушник разложил инструменты для осмотра.
Первая же баба оказалась тяжелой.
— Вам, милочка, теперь регулярно наблюдаться надобно, — мягко говорил Хорс. — Буду просить, чтобы от работы временно отстранили.
— Да как же? — разревелась баба. — Куда же я теперь? Не нужно мне дите! Не нужно, клянусь Гаддаш!
— Гаддаш дала — она и выкормит! — рассердился Хорс. — А для смертоубийства другого лекаря зовите!
— Всем миром поможем! — вторила ему Полада, заглядывая в заплаканные глаза бабы и гладя ее по руке. — Нешто Червен без доброго люда? Ничего! Сдюжим!
Баба хлюпала носом, утиралась сарафаном. Ее обнимали другие девицы, и Хорс осматривал следующую: у той молочница, у этой кольпит, у третьей регулы не ходят.
Хорс диктовал рецепты, и Полада, высунув от усердия язык, коряво заполняла пожелтевшие бланки.
— С клиентами осторожнее будьте! — наставлял Хорс попутно. — У одного из ваших сегодня люэс[2] определил, безносых вовсе не привечайте!
— Как же ты сам безносых да прокаженных лечишь? — вздыхала Полада. — Али Гаддаш тебя хранит, что ни оспу, ни язву никакую не подхватываешь?
— Может, и хранит, — усмехался Хорс и, подписав последний рецепт, бросил веселый взгляд на девиц. — Ну-с, красавицы! Вижу, соблюдаете мои предписания, это похвально. Случилось ли чего в мое отсутствие?
— Те рождаются, эти помирают, — беззаботно отозвалась Полада. — Сиротскую душу сегодня пригрели. Без гроша в кармане, бедняга, тоже лекаря искала, да, поди не нашла.
— В очередь запиши, — велел Хорс, убирая инструменты и фартук. — Сама не надумала промысел бросить?
Полада вздохнула, прильнула к его спине, обвила руками. Теплая, сдобная.
— Кому я нужна? — обдала горячим шепотом щеку. — Тебе и то не сгожусь. Пишу криво, крови боюсь. Разве что полы в доме мыть.
— Хоть бы и полы.
Хорс пожал мягкую ладонь, и Полада ткнулась в его гладкую скулу своими губами, уже не стесняясь — горница опустела, подле смотрового кресла белели чьи-то панталоны. У изножья идола Гаддаш курились травы.
— Добрый ты, Яник. Выпьешь чего?
— Не сегодня, — Хорс отстранился.
— И так каждый раз. Голодный, поди, в чем только душа держится? Не торопись, посиди со мной.
Взяла за руку, усадила на мягкие подушки. Снизу пузатой колбы завела огонек, и в пузыре забурлила янтарная жидкость.
— Искали тебя, Яник, — заговорила Полада, затянувшись из тонкого мундштука, прикрепленного к колбе.
— Кто же? — Хорс аккуратно отсел, уклоняясь от ароматного дыма.
— Девица пришлая, говорю же. Мне бы, дуре, сразу смекнуть, да где там. В Аптекарском приказе по сию пору в немилости?
— Знаешь ведь, они мне не указ.
— А нашел ли, кого сам искал?