Летающая академия. Приспешница
Шрифт:
– Зовут его Дрархим Мибучи, обитает в Охте, во дворце, как первый советник.
– В каком дворце и как туда добраться! Говори!.. – вопила мама Леи, продолжая встряхивать в руках позеленевшего телепата.
– Ди-и-и… – Только и всплеснула руками леди Сегдиваль, посылая Анатариусу укоризненный взгляд. – Вот еще военного конфликта с Нран нам не хватало.
– Скажем так, это королевство участвует во всех конфликтах, до которых только умудряется дотянуться… – встрял в разговор Глениус, открывая портал посреди лазарета.
– Милости прошу, прямо к Мибучи старшему. Вы только зама моего, – ректор указал в сторону карлика, повисшего в руках разъяренной магини безжизненным мешком, и злобно прибавил, – оставьте для выяснения всех деталей.
Оживший было Еримар после слов архимага застонал и потерял создание. В этот раз точно.
Скинув карлика на пол, словно мешок картошки, Диен буквально запылала жаждой не столько мести, сколько целенаправленного убийства, оттого проскочила в воронку мимо вездесущей мамы Глениуса.
На что та подавила в себе рвущийся истерический хохот в отрицании происходящего. Ведь времени на драматические вступления не было вовсе, потому Олидиана и не стала долго томить публику концертами и тут же собралась.
– Сын… Вот, что ты наделал, а? – упрекнула Глена его мать и поспешила следом за старшей Дорвиндаль, попытаться её образумить или же хотя бы снизить ущерб.
Едва за женщинами закрылась воронка, Сегдиваль гневно глянул на Зодиака, который также решил ретироваться со словми:
– Понял, я понял…
А когда тот ушел, жнец приступил к допросу главного подозреваемого с пристрастием.
– Что ж, Мибучи, не прикидывайся, я знаю, ты не спишь, – обратился к нему жнец, пылая проклятой магией, продолжающей свою прожорливо-уничтожительную деятельность.
– Я не винова-а-а-т! – заныл карлик, уползая подальше от проклятого огня. Для чего неуклюже поднялся с пола. После поспешил добавить: – Лишь пару раз передал информацию Дрархиму и ничего более!
– Где чаша? – спросил его ректор, понижая голос до устрашающего полушепота. – Что? Думал, я не знаю о вашем мероприятии общения с Лисом Скаагаром, которое не обсуждает разве что ленивый?
– Ах, чаша… – проскулил лилипут, делая вид, что усиленно вспоминает.
– Только не смей мне врать, – перебил его Сегдиваль, поднимая в воздух за грудки испачканной жилетки. Ноги Еримара беспорядочно болтыхались в воздухе, как и мысли в его голове, со скоростью испуганной лани.
– О-о-на в Гваде у ста-старьевщика, – выжал из себя проректор в ответ. Сжавшая горло ткань душила коротышку, мешая дышать, и потому он вынужденно заикался.
Скинув допрашиваемого на пол, архимаг уничижительно его оглядел, прежде чем прикрикнуть:
– Быстро принес мне чашу, и чтобы больше никаких сеансов связи с братом и его пешками!
А посылая следом грозный взгляд и сгущая тени в абсолютно-белой комнате, прибавил:
– Уяснил?
Испуганный до полусмерти карлик, кивая, осел на пол, а затем пополз в сторону двери исключительно задом, не решаясь повернуться к жнецу спиной. И только оперевшись о дверь ступнями, поднялся, развернулся и, подпрыгнув, дернул ручку, чтобы её открыть. Затем раздался хлопок со щелчком. Еримар ушел.
А Глениус остался наедине с невестой. Оглядел девушку долгим взглядом и наконец посветлел душей, уничтожая взмахом руки остатки пламени, пожирающего стены комнаты. После применил еще и бытовую магию для возвращения лазарету первозданного облика.
– Подожди еще немного, Лея. Мы обязательно что-нибудь придумаем, – произнес Сегдиваль с хрипотцой. Немного осмелев, он даже присел на край кровати, искренне надеясь, что она его услышит. Его рука легла на простыни рядом с подрагивающими пальцами Дорвиндаль, не решаясь прикоснуться к студиозе.
Следом его отчаянный голос прозвучал на всю комнату, поглощающую любой шум своими мягкими панелями:
– Лишь бы не стало поздно.
А когда ректор уже было собрался уходить, заставляя себя встать, то рука девушки неожиданно пришла в движение и схватила его за пальцы, накрывая сверху и сжимая слабенькой хваткой.
– Спасибо! – выдохнул жнец, не веря происходящему. Подняв пальцы девушки к губам, он осмелился их поцеловать. Все поочередно. Но затем, опустил назад, приговаривая голосом полным энтузиазма:
– Я весь мир переверну, но найду способ, как искоренить эту заразу!
Запечатав комнату множеством заклинаний, Сегдиваль напоследок вновь посмотрел на студиозу, лежащую связанной на кровати, и снял с её лица белую салфетку, притягивающую взгляд. Затем вынул изо рта деревяшку, мешающую той прикусить язык и приник к разомкнутому рту девушки, приговаривая следом:
– Если ты, скользкая тварь, хоть еще что-то сделаешь с Леей, я, клянусь, выторгую твою погибшую душу у самой смерти, а после, буду методично издеваться в подземельях Хангерта, подарив бессмертие.
Правда, сгустившаяся было тьма в комнате быстро рассеялась, когда уголки губ девушки дрогнули, полагая начало радостной улыбки. Воспряв духом, архимаг подскочил с кровати и, не прощаясь, ушел в портал тут же.
Наступившую неуютную тишину лазарета нарушило довольное мурчание черного кота, который вылез наконец из под одеяла и умостился на груди девушки. Но для этого Балум предварительно уменьшился в размерах до маленького котенка, чтобы не мешать дыханию Леи своей тяжестью.
Делясь магией от контакта с солнечным сплетением, он поднял мордочку и ткнулся мокрым носиком в шею бывшей хозяйки, замеряя её пульс. Затем улегся обратно и продолжил свои мурлыкающие трели, разбавляя гнетущую атмосферу полного уединения.