Лётчик
Шрифт:
– Угощайтесь, Сергей Викторович, – командир протянул серебряный массивный портсигар.
Я потянулся было за папиросой, но тут же опомнился. Нечего травить свой молодой организм этой заразой.
– Что? Неужели бросили? – штабс-капитан удивился и звонко хлопнул крышкой. Крутнул колёсико зажигалки и, прикурив, выпустил струю синего пахучего табачного дыма. Я закашлялся, скривился и отступил в сторону полшага.
– Ох ты! Прошу прощения, поручик. Не сообразил. Но неужели и вправду бросили? Может, и мне своего «Фармана» покрепче о землю приложить?
– Да как-то пропало желание. И не тянет снова начинать.
– Одобряю и поддерживаю. А уж как наш доктор будет доволен, вы и не представляете. Да, Сергей Викторович, не расскажете, что у вас на посадке произошло?
И что сказать? Неужели никто ничего не видел? Да быть того не может, сколько народу на поле присутствовало. И после падения сразу набежали, я же помню. Получается, всё-то он знает, но по какой-то причине хочет послушать мои выводы. Тогда постараюсь не разочаровать командира:
– На посадку зашёл правильно, начал брать ручку на себя, выровнял аппарат и вот тут ошибся. Надо было его потихоньку отпускать, подводить к земле, а я затянул, потерял скорость – хотелось помягче приземлиться. Порыв ветра подбросил аэроплан вверх, скорости уже не было, потому и упал.
– Ну и какие выводы вы из этого сделали? – прищурился командир.
– Скорость нельзя терять. Аппарат лёгкий, поэтому обязательно учитывать ветер. Ещё можно было прибавить обороты мотору. Впрочем, это вряд ли помогло бы. Мотор слабый, не вытянул бы.
– Интересно. Сами всё обдумали или подсказал кто?
– Сам. Некому было подсказать.
– Удивили. Признаться, не ожидал такого критичного отношения к своим действиям. Всем бы так к себе относиться. А то возомнили себя повелителями неба. А оно шутить не любит. Хорошо, Сергей Викторович. Надеюсь, выводы вы правильные для себя извлекли. Летать готовы? Нет, то, что вас доктор до полётов допустил, я знаю. Другое спрашиваю. Вы к себе прислушайтесь, готовы в небо подняться? А то знаете, бывают такие случаи, когда боязнь после такого падения приходит…
– Если завтра погода будет, готов.
– Снова удивили. Раньше в вас, извините, гонору больше было. А сейчас разумная предосторожность и рассудительность появилась. Не обессудьте, если что не так сказал, но мне надлежит о готовности роты заботиться. Поэтому и обязан я этот разговор вести. Надеюсь, вы меня понимаете, Сергей Викторович?
– Совершенно с вами согласен, Роман Григорьевич. Понимаю, полностью понимаю.
– Да, изменились вы поручик после этой аварии, повзрослели, что ли. Что же, ступайте. Вы на поле сейчас?
– Да. Нужно посмотреть, как аэроплан к ангару доставят, да и потом присмотреть за сборкой.
– Да? – и штабс-капитан снова как-то удивлённо на меня глянул. – Не буду вас больше задерживать. Как освободитесь, зайдите в канцелярию. Возьмёте накладные, пойдёте на склад, получите новую лётную форму взамен испорченной.
– Слушаюсь, господин штабс-капитан.
– Ступайте, поручик. И без официоза, пожалуйста, мы же с вами оба лётчики.
Я посмотрел вслед удаляющемуся грузовику с прицепленным к нему аэропланом, весело пылящим и подпрыгивающим на неровностях дороги. Впрочем, дороги как таковой ещё не было, так, слегка обозначенное в примятой траве направление.
Вздохнул с досадой, сбил привычным жестом фуражку на затылок, вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб, запрокинул голову к небу. Фуражка каким-то чудом удержалась, не упала. В этом движении был особый авиационный шик, сбить её на затылок, а потом посмотреть вверх. Так, чтобы головной убор остался на затылке. Вот, мол, я какой лихой авиатор! Ещё раз вздохнул, чуть поправил фуражку и потихоньку потопал вслед за удаляющимся грузовиком, стараясь держаться примятой колеи под непрестанное пение жаворонка в бездонной синеве над головой. Кожаная подошва сапог проскальзывала на особо густых валиках смятой травы, заставляя напрягать ноги, голенища быстро покрылись пыльцой и пылью, потеряли зеркальный блеск и приобрели рыжевато-серый тусклый цвет. Сверху, прямо в фуражку жарило солнце, лёгкий ветер волнами гнущейся травы превращал поле в море, а под ногами испуганными мальками туда-сюда шныряли кузнечики. Если бы ещё не эти гадские пчёлы и надоедающие до раздражения слепни, то была бы вообще красота и райская идиллия.
На лётном поле я задержался до позднего вечера. Благо механики накормили. Сначала между собой втихаря погримасничали, что это я возле аэроплана забыл, а потом ничего, привыкли к моему присутствию. Зато я после того, как самолёт был полностью собран, сам всё лично проверил. И тут же объяснил впавшему в натуральный ступор от такого небывалого поступка техническому составу. Не то чтобы я никому не доверяю, но если сам всё проверю, то завтра мне спокойнее будет. Форму только жалко. От былого великолепия не осталось и следа. Как ни берёгся, а всё равно слегка измазюкался и измялся.
Ожидал за спиной понимающих ухмылок, что, мол, поручик после падения на воду дуть стал, забоялся, но ничего такого не было. К моему желанию отнеслись спокойно, с пониманием, поудивлялись, конечно, немного, но удивление быстро прошло, даже начали помогать с осмотром и отвечать на интересующие меня вопросы. А как без них, без вопросов? Нет, в школе мы, конечно, конструкцию изучали, как изучали и мелкий ремонт своими силами. Мало ли где сесть придётся из-за мелкой неисправности? А так хоть починиться можно будет своим силами и долететь куда нужно. Но сейчас я предпочёл узнать по возможности если не всё, то чуть больше положенного по наставлению. Мне на этом аппарате летать, значит, знать я его должен от резинового дутика на колёсах до последней расчалки. Кстати о дутиках. В мастерской я заметил, что многие колёса были спущены и аэропланы стояли почти на ободах. У меня-то, надеюсь, не так? Подошёл, попинал, проверяя накачку шин, чем вызвал весёлые усмешки и подначки механиков.
Вообще я заметил, что здесь, на лётном поле, царствуют совсем другие отношения среди личного состава. Нет той субординации, можно позволить себе неформальное общение. Да и вообще удивился довольному блеску и радости в глазах людей от проделанной работы, от причастности к авиации. Похоже, здесь одни фанаты собрались. Или люди, горячо желающие к ним приобщиться. Потому что кроме офицерского инженерного состава в расположении много младшего и рядового. А ещё, по разговорам, скоро кадеты на практику прибудут. Из городского кадетского корпуса.