Летчики
Шрифт:
По времени истребителям полагалось возвращаться.
— Идем домой. Разво-рот! — протяжно скомандовал Пальчиков.
Под небольшим углом Ларин стал подводить машину к верхней кромке облаков.
— Будьте внимательны, — передали с земли. — Облачность пробивает вверх «двадцатый».
«Двадцатый» — Спицын — шел со своим ведомым другим курсом, в стороне. Но все равно от летчиков требовалось повышенное внимание. Пара истребителей вот-вот должна была вынырнуть из облаков. Только тогда, не опасаясь, можно начинать снижаться Пальчикову и Ларину.
Спицын не
По команде Пальчикова Ларин опустил нос самолета. Белой скатертью надвинулись облака. Секунда — станет темно. Заблестели белые цифры на приборах. «Нужно выдержать скорость», — подумал лейтенант. Он скользнул взглядом по вариометру и вздрогнул. Гнетущая тяжесть навалилась на плечи. От прежней веселой уверенности не осталось и следа: остроконечная стрелка безвольно болталась по циферблату. Прибор отказал. Еще не до конца понимая всю тяжесть положения, Ларин взглянул на высотомер и прибор скорости. И на них стрелки давали невообразимые показания. Высотомер показывал триста метров, а скорость не превышала пятисот.
Ларин похолодел. Идти в облаках, не зная скорости и высоты, было опасно. В любое мгновение он мог догнать самолет Пальчикова, ткнуться в него.
— «Семнадцатый», — прозвучал в эту минуту голос старшего лейтенанта. — Почему отстали?
— Я — «семнадцатый», я — «семнадцатый», — два раза повторил Ларин, чувствуя, как с верхней губы скатываются холодные капли пота, — отказали приборы скорости и высоты… скорости и высоты.
У него чуть было не вырвалось «что делать?» Тягостное молчание наступило в эфире. Самолет нес его вперед в беззвучной мгле облаков на неведомой высоте, с неведомой скоростью. Молчание длилось. Думал Пальчиков в кабине ведущего истребителя, думал Мочалов, стоявший в эту минуту у микрофона на стартовом командном пункте. Закусил было от волнения губы полковник Ветошкин, но тут же рассмеялся и потянулся за микрофонной трубкой.
— Эх, орелик! Ободрить тебя, что ли, а то совсем растеряешься?
Мочалов сделал протестующее движение и нахмурил брови:
— Я вас очень прошу, товарищ полковник, — заговорил он решительно, — не надо подсказывать. Пусть сами примут решение. Ведь в воздухе летит не только рядовой летчик Ларин. Рядом с ним командир звена старший лейтенант Пальчиков. С него и спрос. Он должен раньше нас принять решение.
— Гм… — смущенно протянул Ветошкин. — А я бы все-таки подсказал ему.
— Что, товарищ, полковник? — улыбнувшись, спросил Сергей.
— Пробить облачность, пристроиться к Пальчикову и в паре зайти на посадку. По скорости полета машины Пальчикова Ларин определит свою скорость и без прибора.
— Посмотрим, что решит старший лейтенант, — перестав улыбаться, строго произнес Мочалов. — Это и для меня, командира полка, проверка.
Молчал эфир. Легкое потрескивание раздавалось в радиостанции. А в это время два человека напряженно думали в кабинах истребителей. У лейтенанта Ларина мысли метались торопливо и нестройно. Ему рисовалось, как он заходит на посадку, на скорости значительно большей, чем надо, как несет его к земле машина и с ревом врезается в бетонированную полосу, разламываясь на тысячи кусков. Ларин лихорадочно смотрел на отказавшие приборы и уже не следил за авиагоризонтом, с каждой секундой проникаясь все большей и большей тревогой от тягостного молчания.
Пальчиков, криво усмехаясь, не отводя глаз от приборной доски выводил самолет из мглы облаков. Могло показаться, что он всецело сосредоточился на пилотировании и совсем не думает о попавшем в беду лейтенанте. Длилась минута, тяжелая, нескончаемая… И вот эфир раскололся короткой чуть насмешливой командой старшего лейтенанта:
— Спокойнее, «семнадцатый»… спокойнее! — заговорил Пальчиков. — Я уже выхожу из облачности. Подстраивайтесь ко мне. На посадку заходим парой… парой…
Мочалов победоносно посмотрел на полковника.
— Молодец, ничего не скажешь. Экзамен выдержал! — похвалил Ветошкин.
Из сизой мути облаков вывалился истребитель Ларина и, подстроившись к самолету Пальчикова, зашел на посадку. Когда бетонка загудела под колесами самолета, лейтенант Ларин ощутил неимоверное напряжение. Громко застучало сердце, кровь горячим звоном забилась в ушах. Пожалуй, в жизни молодого летчика не было еще дня, когда таким дорогим и бесценным показалось благополучное возвращение на аэродром.
Зарулив на стоянку, он поспешно выбрался из кабины и, полный горячей благодарности, бросился к самолету Пальчикова. Старший лейтенант только что выключил двигатель. Вокруг его машины еще висело серое облако пыли. Вот он открыл фонарь и спустился на землю.
— Техник, дайте-ка фуражку, — сказал он подбежавшему офицеру и медленно снял с головы шлемофон. Не глядя па приблизившегося Ларина, Пальчиков надел фуражку, взял под козырек и строевым шагом прошелся вдоль самолета от носа к хвосту. У стабилизатора он круто, по всем правилам, повернулся и, не отрывая ладони от виска, вернулся к озадаченному этой неожиданной выходкой подчиненному.
— Видели, лейтенант Ларин? — спросил он, прищурив зеленоватые глаза. — Вот так бы вам надо перед реактивным истребителем проходить. Строевым шагом. И приветствовать его при каждой встрече. Эта машина строгая. Обращения на «ты» не терпит, лейтенант. Поняли?
— Не совсем, — растерянно замигал Ларин.
Пальчиков нравоучительно покачал головой:
— Эх, лейтенант. Изучать приборы получше надо, да в воздухе посмелее быть. Иначе какой же вы летчик-истребитель! Екнуло сердечко, когда приборы забарахлили?
— Екнуло, — сознался Ларин.
— Вот и плохо. Я вам сегодня подал команду, как действовать. Но как бы я был рад, если бы вы это решение приняли сами.
Пальчиков подмигнул подчиненному и похлопал его по плечу.
— Ладно. Чур, голову не вешать. Идемте докладывать об этом особом случае руководителю полетов. Сделаю я из вас, аяксов, настоящих людей.
Размашистым шагом, насвистывая что-то веселое, старший лейтенант, двинулся к клетчатой дощатой постройке, где размещался стартовый командный пункт.