Летчики
Шрифт:
Борис Спицын сидел у раскрытого окна в пустом номере гарнизонной гостиницы, не зажигая света. Семеро его товарищей по комнате ушли в кино. Когда они уходили, Пальчиков задержался в дверях и покачал головой:
— Не годится, Бориска, фильм наш, чисто авиационный, про «дедушку русской авиации». Его в обязательном порядке нужно смотреть.
— Спасибо, — отшутился Борис, — я дважды смотрел эту картину в порядке личной инициативы.
Шаги летчиков затихли в коридоре. Спицын затворил окно и включил радиоприемник.
Мягкий желтоватый свет зажегся на шкале.
Он достал из большого бумажника фотографию Наташи, с которой никогда не расставался, и долго смотрел в большие веселые глаза девушки. На этой фотографии было удачно схвачено выражение лица, чуть удивленное, чуть насмешливое. Так она и в жизни всегда смотрит.
С тех пор, как Наташа уехала из Энска в консерваторию, они виделись очень мало. Последние два года подряд их отпуска не совпадали. Борис оба раза приезжал в Москву осенью, когда у Наташи уже шли занятия. Они встречались урывками, и встречи их были робкими и несмелыми. Но зато переписка их никогда не прерывалась. Не было еще случая, чтобы раз в неделю Спицын не получил письма от Наташи. В этом году Наташа заканчивала консерваторию и должна была вернуться в Энск.
Сейчас Спицын грустил особенно остро. В Энске переносить разлуку было все-таки легче. Там о Наташе многое напоминало. Получая у библиотекарши Полины Семеновны книгу, Борис думал, что здесь когда-то на этом же стуле сидела Наташа, пользовалась этими же ручками и карандашами. Проезжая на аэродром через балку, Борис вспоминал их первую лыжную прогулку, глазами отыскивал то место, где он упал, не осилив трамплина… Дни тянулись нестерпимо медленно. С тоской Борис думал, что в Энске его ждут, наверное, письма от Наташи, здешнего адреса ведь он ей не сообщил.
Служебные дела у Спицына шли неплохо. Фотографии летчиков его звена были вывешены на полковую Доску отличников. Приезжал корреспондент из окружной газеты и написал о Борисе большую статью, в которой подробно рассказывал о его работе с подчиненными, о его летном мастерстве. Когда номер газеты со статьей был получен в части, Спицын, смущенно разводя руками, отвечал на поздравления товарищей:
— Слишком пышно расписали меня, перехвалили.
Но в глубине души ему все это было приятно. Борис тайком от товарищей припрятал две газеты и даже отослал экземпляр Наташе.
Спицын одним из первых в полку освоил реактивный самолет. Вначале новая машина почему-то не произвела на него большого впечатления. Особенно не понравился внешний вид самолета. «Тупоносый он какой-то. Ни винта, ни красоты», — раздумывал Борис. В первых полетах было непривычным, глядя вперед, не видеть перед глазами зыбкого сияния, создаваемого бешено вращающимся винтом. Не сразу Борис освоил посадку с расположенным впереди колесом. Он целыми часами занимался на тренажерах, расспрашивал Ефимкова, втайне завидуя тому, с какой легкостью овладел Кузьма Петрович новой машиной.
Один человек оказался в особенности полезным для Бориса — техник Железкин. Спицын и не предполагал, сколько технических знаний содержится в голове этого человека. Самые мелкие особенности, связанные с эксплуатацией двигателя в воздухе, были известны Железкину.
Спицын скоро привык к машине и горячо ее полюбил. Он быстро обогнал в подготовке многих однополчан, почувствовал силу двигателя, научился по-хозяйски распоряжаться огромной скоростью реактивного истребителя, вести воздушные бои, стрелять по конусу. Одновременно с Мочаловым, Кузьмой Ефимковым и командиром эскадрильи майором Андронниковым он получил звание летчика первого класса и желтенький значок с маленьким щитом посредине, на котором значилась единица.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В сумерках хлынул проливной дождь. Косые молнии разрывали сумрачное небо и вонзались в зеленую рощицу на окраине аэродрома. Удары грома раскалывали душный воздух. Мочалов и Ефимков на дежурной «Победе» последними уезжали со старта. Пока машина мчалась по безлюдному аэродрому, Сергей молчал, погрузившись в раздумье. Он вспоминал короткую встречу с Ниной, старался объяснить ее молчание. От Нины он не получил еще ни одного письма. «Скорее бы в Энск, — размышлял Мочалов, — все-таки там мы будем ближе друг к другу. И над горами придется летать чуть ли не ежедневно. Непременно проложу себе маршрут как-нибудь так, чтобы можно было над лагерем геологов пройти».
Кузьма курил и косился в окно машины, словно прислушиваясь к тому, как бьют в него вместе с ветром тугие капли дождя.
— Крепко полосует, — промолвил он наконец. — Своевременно пошел. Пусть земля пропитается, а то хлеба в этих краях невысокие всходят.
Он проглотил горьковатый дымок папиросы. Вспомнился дом, Галина с Вовкой, непривыкшие к долгим разлукам и, вероятно, тосковавшие по нему.
— Домой бы скорее, — сказал он вслух, — как думаешь, Сережа, к следующей субботе разрешение на перелет получим?
— Думаю, раньше, — живо откликнулся Мочалов. — Чего тянуть? Сегодня всех проверили в сложных метеоусловиях. Остался полковой вылет. Если пройдет успешно, нам сидеть тут нечего. По газам и в Энск. Это я точно говорю.
«Победа» выехала с аэродрома на московское шоссе. Сбавив скорость, шофер вывел автомобиль на центральную улицу. Замелькали высокие светлые здания. Ливень внезапно прекратился, только ручьи бурно шумели в водостоках да на прояснившемся небе задержалась фиолетовая туча. Проехав город, машина свернула вправо. Впереди показались огни авиационного городка.