Лети, не бойся
Шрифт:
Он прошел ближе к освещаемой из окна территории сарая и, совсем некстати, по пути громыхнул ногой по незамеченной металлической посудине. Разнёсшийся звук отразился набатом в пустующем гумне так, что Михаил от страха прижал к ушам потные ладони.
– Матерь божья, – вымолвил он, и продолжил двигаться мелкими шажочками.
На одном из торчавших в стене крючьев он заметил нечто похожее на грубую рабочую робу. То, что нужно! Мужчина осмелел и прибавил шагу. Он остановился рядом со стеной. Не придерживая больше на поясе собственный туалет, потянулся обеими руками к накидке. В этот момент Миша услыхал, словно со стороны,
***
Сквозь веки к нему лез голубоватый свет. Назойливо и недружелюбно. С трудом, будто увешанные свинцом жалюзи, Михаил приоткрыл глаза и, ослеплённый ярким солнцем, закрыл их снова. Некто тряхнул его за плечо, отчего качнувшаяся голова рассыпалась на молекулы боли. Мир вздрогнул термоядерной вспышкой, и Миша успел подумать, что с тем, как выглядит конец света, он уже познакомился. Он чуть не провалился назад в бессознательное, однако, острая боль улеглась, и к мужчине шаг за шагом стала возвращаться память.
– Боже, боже, боже… – застонал он и потянулся руками к голове.
Но ничего не вышло. Михаил ощутил руки, связанными в запястьях за спиной. Этого было явно перебором. Руки он мнил одними из главнейших своих товарищей и, лишившись их поддержки, заметно расстроился. Ещё больше повергли его в печаль связанные ноги. Пускай те не всегда были безупречны, однако вполне сносно справлялись с перемещением Миши в пространстве. Он вправе был на них рассчитывать и впредь. Так какого же чёрта это не так?
Миша насилу открыл глаза целиком. Он сидел, прислонившись спиной к шершавой стене деревянной постройки. В предплечьях и на левой лопатке мужчины уже ощущались занозы. Под задом уместился значительный по размерам камень или комок земли. Вкупе с полученным сотрясением мозга и связанными конечностями всё это довершало картину довольно паршивого положения Михаила.
Напротив него встали двое рослых мужчин с загорелыми физиономиями и молча наблюдали за пленником. В недружелюбных выражениях их лиц Миша не разглядел ничего хорошего для себя. Напротив, от этих крепко сложенных, с большими как зрелые огурцы пальцами, мужчин веяло серьёзными неприятностями. Похоже, что они не были сторонниками умиротворяющих бесед, а больше привыкли к действиям. Ладони мужчин были грязны и не ухожены, что случается с теми, кто постоянно работает на земле. Чтобы взывать к их совести, надо было встать с ними на один уровень не только навыков, но и силы, что Мише было недоступно.
Созерцатели были облачены в потёртые и заляпанные косоворотки. У одного из них та оказалась подобрана кушаком, у другого свисала спущенным парусом над шароварами. Михаил отметил, что его собственные гениталии, к счастью, были прикрыты холщовой тряпкой. И на том спасибо.
– Что происходит? – задал он вполне уместный вопрос.
Один из сторожей, что был повыше ростом и чьё лицо украшал поперечный шрам на лбу, ухмыльнулся: – Надо же? Ещё спрашивает! Это ты мне скажи, какого рожна здесь делаешь? Откуда ты взялся такой голозадый?
– Это недоразумение. И я постараюсь его объяснить. Я здесь оказался по ошибке. Мой вид, он… А эта кошка…
Второй верзила от нестройных слов пленника поморщился и нагнулся к его лицу настолько, что ноздри Миши обдало ароматом кислых щей изо его рта: – Хватит! Ты влез в чужой дом и пытался стащить мои вещи! За это я не прощаю. Ясно? Не захочешь признать вину – я быстро с тебя спущу шкуру. У нас с этим так разбираются. Мне тряпья не жалко. Но с ворами я по совести. И ты тоже ответишь.
Незнакомец сперва погрозил Михаилу пальцем, а затем отвесил такую затрещину, что в голове пленника пожар вспыхнул вновь, будто в топку бросили лопату отборного угля. Резануло так, что весь мир на глазах зашёлся всполохами, а следом закружился юлой. К горлу подскочил желудок, и лишь чудом Михаил удержался от рвоты. Он захрипел и втянул воздух сквозь сжатые зубы.
Тем временем, не волнуясь о том, что усугубляют его положение, двое мучителей подхватили под руки Мишино тело и рывком поставили на ноги.
– Режь путы Проп! Не сбежит. Вижу его жалкие мысли насквозь. Пускай сам топает. К сечному столбу его! Всыплют палок сколько положено, будет умнее. Не хочу его тут терпеть! – кивнул товарищу главный обидчик Михаила, что был со шрамом.
Проп выдернул из-за спины тесак и резко полоснул им по веревке, стягивающей Мишины ноги. Затем бережно смотал её у собственного локтя, махнул ножом ещё раз, уже перед глазами Миши, и спрятал его в прежнем месте: – Видал такой? Нарезал бы с твоей спины кожицы, да кровь не люблю. Проще кулаком.
– Да что же это, товарищи? Всего-то влез…, – Миша попытался защититься.
– А ну пошёл! – Проп толкнул его меж лопаток. – И спрячь язык за зубами покрепче. Иначе отхвачу целиком.
И процессия двинулась вверх по деревне, следуя по вытоптанной промеж широкой колеи дороге. Уступая людям место, в траву сиганули кузнечики, и вспорхнули прочь воробьи. Михаил полагал, что ходьба облегчит его страдания и избавит от тупой ноющей боли в затылке. Движение действительно обладало поразительным лечебным эффектом. Впрочем, не в этот раз. Вопреки собственному бахвальству, конвоиры не разглядели и не даже не думали глядеть на Мишины желания, единственным из которых было остаться в покое. Вместо этого его то и дело подталкивали в спину, сбивая с шагу и не позволяя стихнуть боли. Михаил обдирал ступни о мелкий щебень, цеплялся пальцами за неровности пути и, скрипя зубами, шёл дальше.
Из-за оград домохозяйств выглядывали любопытные и обращались к Пропу и Алексе (так звали второго мужчину) с вопросами. Процессия пробудила живой интерес в деревне, и весть о ней убежала на резвых ногах местной ребятни далеко вперёд. В результате люди уже встречали понуро бредущего Михаила у дороги и пристраивались за ним следом, образуя, гудящий разговорами, хвост.
Миша вздыхал и топал по земле, надеясь лишь на то, что этот позор вот-вот кончится. Он выслушает общественные нравоучения, а может даже будет передан на руки полиции. В конце концов, следовало признать, что он действительно покушался на кражу. Пускай даже тряпья, но формально он был преступником. Михаил почти приготовил оправдательную речь о вынудивших его обстоятельствах. Ведь он действовал по принуждению, а не наживы ради. Неужели это не имеет значения? Нет-нет. Это должно возыметь нужный эффект. Следует избежать сигнала о позоре на работу. Это будет слишком. Он убедит администрацию и органы правопорядка. Возможно, даже получит ссуду на билет до города. Он справится.