Лети, звезда, на небеса!
Шрифт:
– Да.
– Можно я к тебе приеду?
– Конечно! Когда?
– Я на Белорусском вокзале. Сейчас пойду и возьму билет на ближайший поезд. Можно?
– Да что ты заладила – «можно, можно»! Нужно! И не забудь перезвонить, сообщить номер поезда и вагона. Я тебя встречу. И держись там, не раскисай!
– Попробую.
Глава 9
Вот уж не думала, что взять билет до Минска окажется делом довольно проблематичным. Поездов ведь в ту сторону идет немеряно: на Варшаву, на Берлин, Прагу, Калининград, Вильнюс и так далее.
Но
Аборигенам обломилось. Они еще какое-то время покрутились возле меня в зале ожидания, но это уже так, для очистки совести. Или что у них там вместо этого атавизма?
На жутко неудобном пластиковом кресле пришлось промучиться еще около трех часов, прежде чем объявили посадку на мой поезд.
Я так устала за эти страшные сутки, что в купе смогла только дождаться прихода проводника за билетами. После чего отключилась.
И это хорошо. Правда, воспоминания о том, что в точно таком же купе мы с Лешкой вдвоем ехали в Минск в прошлый раз, пришлось удрученно изгнать и припрятать гигантские носовые платки, предназначенные для продолжительных рыданий.
Утром платки тоже не пригодились, поскольку обладательница воспоминаний нагло и бесчувственно продрыхла практически до самого Минска.
Саша, приготовившаяся увидеть расплывшийся кисель, была, вероятно, слегка удивлена суровым и сосредоточенным лицом подруги. Это был просто какой-то член реввоенсовета перед судом над белогвардейской сволочью.
Короткими, рублеными фразами член РВС наметила промежуточный пункт назначения, после посещения которого смогла, наконец, адекватно воспринимать реальность.
А реальность оказалась очень даже ничего. Кондиционированный салон сверкающего лаком «Лексуса» манил меня своей прохладой.
Долго манить не пришлось. Я с удовольствием юркнула… хм, опять выдаю желаемое за действительное! Увы, не юркнула, а довольно неуклюже устроилась на мягком кожаном сиденье.
– Анетка, не забудь ремень пристегнуть, у нас с этим строго, – Саша повернула ключ зажигания, двигатель отозвался ласковым мурлыканием.
– Александра, ты видишь перед собой самого дисциплинированного в мире человека! – пафосно сообщила я, щелкая ремнем безопасности.
– Вы хотите об этом поговорить?
– Именно, именно об этом!
Всю дорогу до Сашиного дома мы болтали и об этом, и о том, и еще о сем. В общем, о чем угодно, только не о причине моего бегства из Москвы.
Саша жила в очень красивом новом доме, построенном из темно-красного кирпича. Огороженная территория, консьерж, шикарные квартиры да плюс к этому великолепию – лес за окном. И пусть это всего лишь остатки леса, но дышится здесь легко.
– Вот мы и дома, – Саша распахнула передо мной дверь. – Проходи.
– А где твои дети?
– Слава – в оздоровительном лагере. Он каждый год туда вместе с одноклассниками ездит,
– Со Славой все ясно. Но ведь у тебя вроде еще ребенок был? – я свела глаза к переносице, изображая мучительные размышления. – О, девочка вроде! Да?
– Ты гений! – Саша восхищенно всплеснула руками. – Как есть гений!
– Как есть не буду, – угрюмо пробурчала я. – Сами их ешьте. Так где девчушка-то?
– Девчушка в Германии, у бабушки. Проходит интенсивный курс немецкого языка. Она же в Берлинский университет поступила, на юридический факультет.
– Еще бы не поступила, у нее ведь золотая медаль, да?
– Вика у меня молодец. И преподаватели навстречу пошли, помогли ей. Ведь мало того, что она пропустила половину четверти, так потом еще почти две недели в клинике неврозов лежала.
– Зая моя!
– Ничего, – Саша улыбнулась, – мы справились. Экзамены Вика сдала на «отлично».
– А как Слава после всего, тоже в клинике лежал?
– Ты знаешь, нет. Он очень повзрослел, пережитое смыло всю шелуху, и теперь это совсем юный, но мужчина. Сильный, честный, добрый и очень заботливый. Детство, конечно, еще поигрывает, ему ведь четырнадцать всего, но в целом я своими детьми могу гордиться. И горжусь.
– А с отцом они как?
– Никак, – Саша налила воды в электрический чайник и включила его.
Мы сидели с ней в просторной кухне. Беседуя, Саша одновременно накрывала на стол. Наверное, следовало бы принять душ с дороги, но меня так разморило в этом уютном доме, что сил хватило лишь добраться до славного диванчика, расположившегося у окна.
Мы помолчали, слушая бульканье закипавшей воды. Щелчок чайника послужил выстрелом стартового пистолета.
– Знаешь, – Саша нервно крутила в руках изящную кофейную чашечку, – я одного не могу понять: как за все эти годы я не смогла разобраться в своем муже? Почему не разглядела рядом такую мразь? Неужели Андрей всегда был таким, или это деньги его испортили? И чего в результате он добился? Семи лет колонии строгого режима? Достойный финал жизни! Гниет теперь там, всеми забытый и никому не нужный. Дети о нем даже слышать не хотят. Представляешь, – Саша криво усмехнулась, – и Вика, и Слава собираются добиться лишения Андрея родительских прав. Они не хотят иметь с Голубовским ничего общего. Фамилию мы тоже меняем на мою девичью. Демидовы мы теперь. Надеюсь, ты не начнешь зудеть, что дети обязаны чтить отца своего?
– Не начну. Тем более, – я судорожно вздохнула, пытаясь вместе с воздухом втянуть побольше сил, – что твой Андрей…
– Он не мой.
– Прости, я по привычке. Так вот, господин Голубовский вовсе не собирается гнить в колонии. У него явно иные планы на будущее.
– Что ты имеешь в виду?
Я рассказала все, что знала. Все, что накопилось, наболело, все, что сожгло и растоптало мою жизнь.
Саша молчала, только бледнела все сильнее и сильнее. К концу моего рассказа цвету ее лица позавидовал бы любой утопленник. Но заливаться слезами и громко сморкаться в салфетку она не стала. Этот вариант развития событий был возможен полгода назад, но не сейчас.