Летит, летит ракета...

Тарн Алекс

— Горовиц, давай сходим туда, глянем, — сказал Давид. — Девушки, проверьте, что в доме.

Сопровождаемый Меиром, он спустился в сад. Шош убежала в гостиную, и только Эстер оставалась с Ами на террасе, зачем-то вцепившись обеими руками в его плечо. Ами осторожно прикрыл ладонью ее судорожно сжатые пальцы.

— Не волнуйся, — сказал он. — Все будет в порядке.

— Как ты думаешь, это она, там, под кустом? — прошептала Эстер, не сводя взгляда со спин Давида и Меира. — Госпожа Элена?

Ами усмехнулся. Отставному артиллеристу Давиду и действующему дезертиру Меиру такая ошибка была простительна,

но он-то повидал в свое время достаточно, чтобы отличить на этом расстоянии кусок материи от реального трупа. У трупа есть своя аура. Это только кажется, что мертвые молчат. На самом деле они вопят, извещая живых о своей беде. Наверное, поэтому их закапывают так глубоко в землю.

— Конечно, нет, — он ласково погладил ее по руке. — Это просто тряпка. Сдуло взрывом с перил.

— Тут только халат! — известил Давид из сада. — Слава Богу!

Из дома послышался голос Шош. Она обнаружила в подвале живую и невредимую госпожу Элену и теперь звала Эстер на помощь — успокаивать и поддерживать перепуганную хозяйку. По словам госпожи Элены, профессор уехал до вечера в колледж, а ее оставил загорать на террасе — голышом, как она зачем-то пояснила, обращаясь непосредственно к Давиду. Пригревшись на вечернем, неактивном, а потому исключительно полезном солнце, она задремала и, хотя услыхала сирену, но уходить в подвал не собиралась.

— Было жалко вставать, потому что все тело так хорошо нагрелось, так нагрелось… — жалобно пояснила госпожа Элена, уставившись в понимающие глаза Давида и при этом оглаживая себя, словно проверяя, все ли на месте. — Понимаете, Давид, летом солнце активное, и это ужасно вредно, зато зимой, особенно вечером, оно действует…

— Да хватит про солнце-то, — перебила рассказчицу нетерпеливая Шош. — Давай лучше про ракету.

Госпожа Элена всхлипнула.

— Пожалуйста, не кричите на меня… пожалуйста…

Она шагнула в сторону Давида и расчетливо покачнулась.

— Зачем ты так, Шош? — с упреком сказал Давид, подхватывая нагретое зимним солнцем тело госпожи Элены. — Женщина столько натерпелась, а ты… продолжайте, госпожа Элена, продолжайте.

— Вы можете звать меня Леночка, — поправила благодарная хозяйка. — Ле-нач-ка… Ах, Давид, подумать только! Меня спасло только чудо… настоящее чудо!

Из глаз ее хлынули слезы. После ряда наводящих вопросов удалось выяснить, что почти сразу же после сирены, разбудившей госпожу Элену, в гостиной зазвонил телефон, и она решила подойти. Это оказался профессор, сообщавший, что выезжает из города N. на попутке.

— Александр очень, очень деликатен… — сообщила Давиду госпожа Элена. — Он всегда звонит, когда возвращается.

Шош насмешливо хмыкнула.

— Важное качество в таких обстоятельствах.

Хозяйка проигнорировала недружественный выпад.

— Если б вы знали, сколько раз Александр меня спасал! — она продолжала адресоваться исключительно к Давиду. — Сколько раз… Скажите, Давид, это судьба?

— Наверное, судьба, — согласился Давид, перехватывая госпожу Элену поудобнее. — Значит, вы подошли к телефону, и тут…

— И тут — ка-ак бахнет! — прошептала госпожа Элена, округляя глаза. — А я — совершенно голая. Представляете? Совершенно…

Давид представил и прочувствованно кивнул. Пальцы его рук, поддерживающих глубоко страдающую хозяйку, непроизвольно

дрогнули и напряглись. Меир-во-всем-мире мучительно сморщился. Безнадежное соперничество с Мали еще можно было перенести, но как стерпеть явное давидово внимание к этой глупой перегретой кукле?

— Едут! — воскликнула Шош.

С улицы послышался звук подъезжающих машин, по стенам забегали блики мигалок: синих — полиции, красных — “скорой помощи”, оранжевых — службы тыла. Начиналась привычная для жителей Матарота процедура “обработки” последствий ракетной атаки: эвакуация раненых, взятие проб на предмет заражения, поиск и сбор осколков.

РАЗВИЛКА 3

По домам расходились уже поздним вечером, устав копошиться в какой-то нелепой, бессмысленной суете. Сразу после приезда полиции ворвался запыхавшийся профессор Серебряков. Попутки из города N. непосредственно в Матарот обычно не заезжали, поэтому последний километр пути приходилось проделывать пешком по грунтовке. Профессор услышал грохот взрыва по телефону, в момент разговора с женой и, естественно, был крайне обеспокоен. Пытался перезвонить, но не смог, потому что перепуганная Леночка выронила трубку, а не положила ее на рычаг. Бежал, так, что сердце чуть не выскочило. А тут все в порядке, слава Богу. И вам, Давид, спасибо.

Давид неохотно сдал госпожу Элену с рук на руки законному мужу, послонялся из угла в угол и ушел. Зато объявилась Галит, дочь пекаря Маарави, студентка Упыра по классу документального кино, и принялась бродить вокруг с видеокамерой, назойливо и в то же время незаметно, как это свойственно только призракам и одержимым операторам, к которым вынужденно привыкают лишь оттого, что устают гнать. Галит вот уже несколько лет собирала материал для пятнадцатиминутного фильма с предполагаемым названием “Полосование Матарота”. Поначалу матаротцы, особенно дети, активно интересовались проектом, и даже охотно позировали, но через год-другой видеокамера Галит обрыдла всем настолько, что даже близнецы Хен прятались, едва завидев будущую кинодокументалистку.

Вот и теперь пообщаться с Галит на предмет интервью согласилась лишь сердобольная Шош: в конце концов, разве она приехала в Матарот не для того, чтобы помогать несчастным и отверженным? По саду и террасе деловито расхаживали чужие люди в касках, бронежилетах и фосфорицирующих пластиковых плащах, что-то измеряли, записывали, огораживали. Лавируя между ними, Эстер, Ами и Меир Горовиц выбрались на улицу. Меир-во-всем-мире выглядел подавленным.

— Эй, Меирке, кончай грустить, — по возможности бодро сказал Ами. — Главное, все живы, а прочее образуется. Пошли в “Гоа”, я угощаю.

— Спасибо, — Горовиц неопределенно махнул рукой. — Я лучше пройдусь. Мне как-то не по себе. Наверное, съел что-нибудь не то… До завтра. Эстер… Ами…

Он повернулся и медленно побрел туда, где за опоясывающим поселок кольцом фонарей темнели кукурузные поля.

Развилка 3: на улице

Ами и Эстер одновременно вздохнули, встретились взглядами и улыбнулись этой чудной одновременности. На фоне чьего-либо несчастного одиночества совпадение чувства, близость всегда кажутся особенной радостью — эгоистической и немного стыдной… но разве радость умеет стыдиться?