Летние каникулы
Шрифт:
— Молчать! — Ишустин долбанул пленника прикладом по бочине. — Третий, Четвертый давайте на шухер. Кто-то смотрит камеры, кто-то пасет периметр. Выполнять!
Еще перед нападением мы договорились называть друг друга по номерам, чтобы не называть имен. Я был первым, Ишустин — вторым, Степаныч — третьим, ну а Сергею досталась цифра четыре, от которой он был не в восторге.
— Куда ты ее? — спросил следователь, глазами указав на жену Селиверстова.
— Мы пойдем с этой замечательной
— Зинка, сука! — внезапно взревел седой и снова застонал от очередного тычка прикладом.
— Да я-то что? — завыла женщина, слезы водопадом полились из ее глаз. — Он сам!
— Пошли, пошли! — я ткнул ее стволом дробовика в спину.
Спустившись с лестницы, мы свернули за угол и оказались перед неприметной, невысокой дверью. Она так органично вписывалась в убранство кухни, что совсем не бросалась в глаза. Неудивительно, что в начале, при быстром осмотре никто ее не заметил. За это нам минус, конечно.
Небольшая, едва освещенная, узенькая лесенка, привела нас в уютный, скромный подвальчик с кучей полок вдоль стен, на которых стояли многочисленные банки с соленьями и вареньями.
Я оглянулся, ища что-то подозрительное. Хм. И что здесь не так?
Что-то здесь должно быть не так. Не зря генерал так среагировал на мою фразу.
Оглядываюсь на Зинаиду. Та стоит в уголке, скромно потупив глаза, вытирая их рукавом халата. Она явно что-то знает, но как заставить ее рассказать это? Не пытать же, в самом деле.
Оглядываюсь, рассматривая потолок, трясу полки, проверяя их на устойчивость. Нет, никакого отклика. Все надежно и прочно.
Наклоняюсь к полу, смотрю на него под углом. А вот тут, у этой стойки, вроде как меньше пыли. Интересно.
Разглядываю, что на ней стоит. Странно, она точно так же заполнена банками, как и ее соседки. Тогда почему на полу перед ними лежит тонкий слой пыли, а тут нет? Внимательно вглядываюсь в пол перед этой полкой и вижу пару тонких, еле заметных, сферических царапин. Словно гигантский циркуль пару раз коснулся его своим заточенным карандашом.
На ум приходят всякие фильмы с тайными комнатами. Если представить, что вот у этой полки есть петли, то она открывается как дверь. И эти царапины вполне себе могут от этого и образоваться.
Смотрю на женщину.
— Я могу разбить здесь всё, — говорю я ей, — чтобы открыть дверь за этой полкой. Или ты сама откроешь, и мы оставим все твои соленья в целости и сохранности.
Что для нее дороже? Банки с огурцами или неведомый мне секрет?
Она думала ровно пять секунд.
Соленые огурчики победили.
Подошла к стеллажу,
Потупив очи к полу, всхлипывая, Зина снова отошла в сторону, словно уступая мне место.
Я потянул за полку, и она легко, на хорошо смазанных петлях, распахнулась, являя миру в моем лице неширокий, слабо освещенный коридор. В нем три металлические двери, отчаянно смахивающие на тюремные. Ровно такую же я имел удовольствие наблюдать еще вчера утром.
Заметил некую напряженность в позе женщины. Вот только недавно она расслабленно, насколько позволяет ее положение, стояла разглядывая пол, а сейчас, сцепила пальцы в замок, так что они аж побелели и поглядывает на меня сквозь густые, наращённые ресницы.
Она что, хочет запереть меня там? В этом тайнике? Типа я зайду туда, и она его захлопнет. Наивная, ей-богу!
— Давай, — машу перед ее глазами стволом, — дамы вперед.
Упрямо сжав губы, она заходит в коридор, неуверенно останавливается в центре.
Я снял с ближайшей полки банку и заблокировал дверь, чтобы она случайно не захлопнулась. Подошел к ближайшей железной двери и распахнул маленькое, смотровое окошко. Заглянул внутрь.
Пленник. Ободранный, исхудавший человек, равнодушно поднял взгляд, реагируя на звук.
Вот так вот. Генерал ФСБ в своем подвале держит человека.
А ну-ка. Что дальше?
Открываю окошко второй камеры — женщина. Худая, с растрепанными волосами. Бессильно лежит на грязном матрасе.
Капец, ребятки.
В третьей камере, слава богу, оказалось пусто.
Смотрю на Зинку. У нее тихая, молчаливая истерика. Ломает себе пальцы, кусает до крови губы, слезы непрерывно текут по полным щекам.
Без слов запихиваю ее в пустую камеру, и с щелчком запора закрываю за ней дверь. Она безнадежно смотрит за моими действиями, не пытаясь сопротивляться.
Убираю дробовик в ячейку и осторожно открываю первую камеру.
Мужчина поднимается, услышав скрип петель. Исподлобья зло смотрит на меня.
— Что, — хрипит он, — убивать пришел?
— Нет, — отвечаю, — наоборот. Ты свободен. Я не знаю кто ты, и за что генерал держал тебя взаперти, но он мой враг.
Мужчина, недоверчиво, держась рукой за ребра, чуть хромая, подошел к двери. Нерешительно переступил через порог камеры. Выглянул в коридор, посмотрел на меня.
Я кивнул — иди.
Но мужчина пошел в другую сторону, ко второй камере.
— Там жена, — скрипучим голосом сообщает он, пытаясь открыть засов.
Аккуратно отстраняю его, и, приложив усилие, открываю дверь.