Летний детектив для отличного отдыха
Шрифт:
Тереза Васильевна залпом опрокинула стаканчик и подышала открытым ртом.
– Ничего не оставили, – пожаловалась она. – Ничегошеньки. Одних колец… Ну, все, какие были! И серьги жемчужные! Я должна позвонить в Газпром! Мне помогут, я должна…
– Тереза Васильевна, – Нэлли присела рядом с ней, убрав с лавочки стаканчик. – У нас же тут никогда ничего не воровали! Да вы знаете прекрасно. Мы и двери никогда не запираем, ни днем, ни ночью. Только моя мама время от времени, от медведей.
– Знаете, Нелечка, ваша мама…
– Наверное, вы просто куда-то переложили ваши ценности? – быстро перебила ее Нэлли. – И забыли? Может такое быть?
– Я все же не ваша мама! – ядовито ответила Тереза Васильевна. – У меня мозги пока еще на месте, я в Газпроме работаю! Ничего я никуда не перекладывала, а все у меня всегда в одном месте собрано!
– Сто раз я тебе говорила. – Дочь потерла лицо и сорвала с головы бейсболку с косынкой. Плетнев проводил глазами диковинную надпись на английском языке. – Не таскай ты ничего в деревню! Зачем тебе здесь жемчужные серьги?! Нет, тащит и тащит!
– Ну, как же? А если меня на работу вызовут?
– Один раз без серег сходила бы!
– Регина, прекрати сейчас же! Прекрати! Иуды проклятые, все украли! Надо же, у беззащитных женщин воровать!
– Да не причитай ты! Теперь не воротишь. Все. Пропало.
– Как не воротишь? – вдруг перепугалась Тереза Васильевна и встала с лавочки. – Ты думаешь, вправду искать не будут?!
– Щас! Будут они тебе искать! Они вон никак не найдут, кто дядь Колю укокошил! А тут еще серьги твои!..
– И кольца, – словно в забытьи бормотала Тереза Васильевна, – и цепочка с кулоном, и еще… боже мой, боже мой…
Плетнев вздохнул и посмотрел по сторонам.
Цветы цвели, солнце светило, пчелы гудели.
Хорошо в деревне летом.
Он закинул голову и взглянул еще на небо в прорезях густых яблоневых веток. И засмотрелся.
Небо было высокое, светлое, знойное. Облака, сливочные, взбитые, какие бывают только в июле, висели неподвижно. И вдруг захотелось ему на речку – он же еще ни разу не был на речке! – и мороженого. Самого обыкновенного мороженого в вафельном стаканчике.
Его французский доктор насторожился где-то у себя в Сент-Моррице.
– А может, Любка взяла? – раздался вдруг ясный голос, и Плетнев очнулся. – Я к ней вчера заходила, так ее дома не было! Она мне потом на улице попалась, как раз от вас шла! Небось она и взяла!..
Возле калитки, привалившись к ней одним плечом, стояла фигуристая девица Женька и с ладошки ела красную смородину.
Газпромовские дамы переглянулись. Нэлли Лордкипанидзе и Алексей Плетнев тоже посмотрели друг на друга.
– А что? – продолжала Женька. – Говорили же, что она чего-то там таскает! Может, и у вас утащила?
Тереза Васильевна взялась пальцами за виски. Оттопыренные мизинцы дрожали.
Одна актриса так делала в кино, когда хотела продемонстрировать, как она поражена и убита.
– Господи… мне это и в голову не пришло… ну, конечно! Конечно, она у нас вчера была!
– Была! – хищно подтвердила Регина, и Плетневу показалось, что зубы у нее щелкнули. – И валандалась полвечера!
– А я после ее ухода ничего не проверила! Нет, совершенно точно, я ничего не проверила. Я же… я привыкла доверять людям, я же работаю с порядочными людьми!
– В Газпроме? – не удержался Плетнев.
– Мама, это нужно проверить.
– Да что там проверять, я уверена… Больше некому… У нас никого не бывает… Конечно, конечно, это она, голытьба деревенская…
– Тереза Васильевна, – сказала Нэлли очень серьезно. – Не делайте поспешных выводов. Люба работает у нас много лет, и никогда ничего не пропадало.
«Газпром» махнула рукой.
– Да у вас и пропадет, вы не заметите! Нет, нет, точно она! Нужно писать на нее заявление, это Любка!
– Прежде чем писать любые заявления, необходимо получить более или менее точную информацию, а никакой такой информацией вы не располагаете, – начал Плетнев, но продолжить ему не дали, несмотря на то что он виртуозно умел вести переговоры.
– Не ваше дело! Что вам-то надо, что вы вмешиваетесь?! Вмешивается он! У нас беда, а вы тут стоите! – закричали мать и дочь хором, и Плетнев испугался.
Ничем – ни обликом, ни манерами, ни халатами – две женщины не походили на его тещу и жену, но он вдруг понял, что это они! Они и есть! Добрались до него даже в деревне Остров!..
Он не хотел их видеть, не желал разговаривать. Он боялся их до смерти!..
И Плетнев сделал то, что стало для него привычным в последнее время, – бежал.
Он быстро и решительно пошел прочь, выскочил за ворота, чуть не задев плечом Женьку, которая все ела смородину и морщилась – кисло, – и почти бегом бросился по пыльной белой улице к своему дому.
Но в лицо ему дунул жаркий июльский ветер и сдул холодный страх, как и не было его.
…Куда ты опять помчался, неврастеник? Какие еще жена и теща? Вот эти бабы в халатах?! Что тебе в голову взбрело?!
Да. Мне взбрело. Жена, образец красоты и кротости, венец творенья, и теща, умница, красавица, центр вселенной, живут точно так же, как эти две, в халатах. Им наплевать на людей – всех сразу, оптом и в розницу. Как только в их жизни возникает даже не проблема, а намек на проблему, они во все лопатки мчатся звонить в Газпром, то есть в некое место, где кто-то решит все за них.
Плетнев постоял посреди улицы, посмотрел на шмеля, который, развлекаясь, качался в тяжелой цветочной грозди, посмотрел на облака, из-за которых ему так захотелось мороженого в стаканчике, на свои ноги в Витюшкиных галошках тоже посмотрел – и пошел обратно.