Летний детектив (сборник)
Шрифт:
Теперь… шляпа. Она могла быть как мужской, так и женской. С широких полей её капала вода. Почему она рассмотрела дождевые капли, но не запомнила лица, не удосужилась заглянуть убийце в глаза? Испугалась… да. Очень! Возникло подсознательное чувство, что если она взглянет ему в глаза, то он (или она) тут же выстрелит. Люди по-разному ведут себя при эмоциональном возбуждении. Это либо агрессия и крик, либо полное замирание, желание притвориться мёртвым. Марья Ивановна пошла по второму пути, она как бы притворилась мёртвой, потому и закрыла глаза.
Убийца испугался включённого света ещё больше, чем Марья Ивановна. Разумеется, он решил, что кто-то вошёл в комнату. Он
У Марьи Ивановны мелькнула догадка. Она поспешила в спальную, зажгла настольную лампу. Так и есть. На кипенно-белом пододеяльнике виднелись бурые капли. Кровь! Верный Ворсик почувствовал опасность и в минуту эмоционального возбуждения пошёл по первому пути. Он выбрал агрессию и бросился на защиту хозяйки. Мария Ивановна знала, как ведёт себя её кот, если в нём пробуждается боевой дух. Анне Васильевне – левый последний дом – он вцепился в ногу, и даже носок не помешал прочертить на икре две страшные кровавые борозды. А только и дел было, что Анна Васильевна замахнулась на Ворсика шваброй. Кот пугал её кроликов, потому она и погнала его из сада. Ворсик не сразу стал отстаивать свои права на «гуляю, где хочу». Он выждал неделю, а потом и вцепился в беспечно вышагивающую ногу.
Скандал был страшный! Мария Ивановна потом наказала Лёвушке купить коробку хороших конфет. Анну Васильевну необходимо было задобрить, потому что именно у неё покупались молоко и сливки для этого полосатого поганца.
Мария Ивановна выглянула в окно. В бане шла своя жизнь, но свет в боковой спальне не горел. Видно, кто-то уже получил свою порцию пара и выпивки и теперь отправился на боковую. Часы показывали начало третьего.
Понимая, что не заснёт, Мария Ивановна всё равно легла в постель. Теперь её мучила другая мысль. А ну как убийца-неудачник пробрался в баню и сделал своё чёрное дело? Правда, она не слышала выстрела, но его и невозможно было услышать в эту грозу. Утешать себя можно было только тем, что убийца не посмеет стрелять из пистолета на глазах Лёвушкиных друзей. И потом – кто же убивает в бане? Нет. Это совершенно невозможно!
Когда начало светать, Мария Ивановна готова была вскочить и мчаться в баню, чтобы проверить – не пострадал ли любимый племянник. Но на этот раз её остановил уже не страх, а чувство неловкости. Люди молодые, парятся они всегда с большим количеством спиртного. Их теперь не добудишься. Но есть в компании и разумный человек. Инка, конечно, дрянь, но она никогда не оставит дверь нараспашку.
3
Предлагаемые читателю события развёртывались жарким летом в небольшом поселении, раскинувшемся на высоком берегу чистой и полноводной реки. Я употребляю термин «поселение», поскольку затрудняюсь назвать этот населённый пункт дачным посёлком, равно как и деревней. Это именно поселение – симбиоз, естественное слияние города с деревней.
На высоком берегу реки Угры произошло то, о чём мечтали большевики. А произошло это потому, что деревня к описываемому времени совершенно умерла. Остались только развалины когда-то гордого собора, обширное кладбище, которое неуклонно пополнялось новыми могилами – покойников сюда везли со всей округи, – и пять домов бывших колхозников. Вот к этим кривым, косым, щелястым домам и приткнулись горожане-москвичи.
Место это, называемое Верхним Станом, отличалось удивительной живописностью. Берег, который спускался к реке пологими уступами, зарос пахучими травами и удивительной крупноты ромашками. Подножье угора с одной стороны
Обычно деревенские называют горожан, купивших у них жильё, дачниками, хоть те зачастую живут в крестьянских избах, держат кур и сажают огороды. В Стане горожан называли «художниками» – по профессиональной принадлежности жителей двух домов.
Лет пятнадцать назад, сплавляясь по Угре на байдарке, Флор Журавский, сейчас известный в Москве художник, а тогда недавний выпускник «Суриковки», заприметил старый собор и окрестную красоту. Флор и вбил здесь первый кол будущего посёлка. Но опять же – какой посёлок? Всего пять домов дачного типа, из которого пятый и вовсе был баней.
Однако вернёмся в ту сумасшедшую ночь, с которой мы начали наше повествование. Гроза не утратила силы, но отошла от Верхнего Стана, однако совершенно нельзя было понять – в какую сторону. Молнии вспыхивали и справа, и слева, и лишь южная часть неба (та, где по вечерам зависал над кладбищенской сиренью кровавый Марс) была глуха и темна. А север так и бесновался! Иной раз и яркого очерка молний не угадывалось, небо словно вспыхивало апельсиновым заревом, и сразу возникал злобный басовитый грохот грома. Зарницы высвечивали пойму реки, густые заросли Чёрного ручья, сосновый бор на том берегу и развалины церкви, конечно. Церковь парила здесь над всей округой.
Двое мужчин стояли на останках паперти, а потом, не сговариваясь, вошли под своды разрушенного храма. Можно описать их со стороны, но только описать, потому речь их, злобная и выразительная, заглушалась раскатами грома. Они были примерно одного роста, но один был худым, мосластым, и всё сутулился, словно пытался принять боксёрскую стойку, а второй – широкоплечий крепыш, по-бычьи наклонял голову. Круглая голова его была столь основательна, что вовсе не нуждалась в шее и держалась на могучем тулове исключительно под собственной тяжестью. Оба размахивали руками, били себя в грудь, что-то доказывая, словом, ругань шла на грани отчаяния. Мужчины уже вымокли до нитки, что, однако, никак не остужало их страстности.
Крича, круглоголовый наступал, а сутулый пятился в глубь церкви. Отдалённый гром заворчал и смолк, и тут же затеяли перекличку собаки. Оба скандалиста смолкли на минуту, озираясь и прислушиваясь, а потом с новым жаром возобновили спор. Речь сутулого выдавала в нём культурного человека, круглоголовый разнообразил свою речь ядрёным матерком. Хотя не исключено, что диплом о высшем образовании у него тоже имелся. Как говорится, высшее без среднего, кто их теперь разберёт?
– А я тебе говорю, что согласен, – твердил круглоголовый. – Нет у тебя всех денег – отдай те, которые есть.
– Да никаких у меня нет! Ты понимаешь человеческую речь? – отмахивался сутулый. – Я тебе внятно говорю, что всё сделаю сам.
– Уговор был? Был!
– Не нашёл я этих денег. Я тебе предлагал меньшую сумму, ты отказался.
– А теперь согласен. Только поторгуемся.
– Нет!
– Кусок!
– Пошёл к чёрту! – возопил сутулый.
– Но-но!.. В храме не сквернословить.
– Ты себя послушай!
– Я ЕГО не поминаю. Давай так: девять сотен, и по рукам.
– Нет у меня таких денег. Пустой я!