Летний детектив
Шрифт:
— Тебе не людей стыдиться надо, а самого себя. Ты знаешь, сколько такая бутылка стоит? Пять сотен, как копейка.
Совесть свидетеля опер последним заявлением не разбудил. Петрович в эту цифру просто не поверил. Если прозрачное, слабенькое вино может стоить такие деньги, то ведь это — конец света, конец России. Путает что-то опер.
Не менее ценные сведения были получены и от Федора, который ночью в воскресенье был на реке, и сам видел, как от берега отплыла лодка. Сидел в той лодке один человек, греб отчаянно.
— И видел ты его только со спины, — не скрывая сарказма уточнил опер.
— Почему со спины? Он лицом ко мне сидел, но лица его я не видел. И фигуры не видел, так только — очертание. Он ведь был далеко. На быстрине, где я гулял, на тот берег легко не переправишься.
На обычный вопль опера: «Почему раньше не сказал?» Федор замялся. А что смущаться, если и так ясно. Гулял он, видите ли, на быстрине! Не гулял он там, а ставил сеть или, скажем, другое народное приспособление — телевизор. И все для браконьерского лова рыбы. Но в опросный лист это не пошло. Сошлись на удочке. Сидел в час ночи, рыбачил… это Федор подписал безотказно.
И наконец — третий фактор, самый главный. Архитектор Харитонов вручил Зыкину найденную куртку — хлопчатобумажную, бежевую, испанского производства. В кармане куртки были обнаружены пятьсот тридцать два рубля денег и паспорт на имя Шульгина Андрея Константиновича. Фотография в паспорте прямо указывала, что это и был убитый.
Нашли куртку близнецы, но не сознались сразу, поскольку им категорически было запрещено плавать на тот берег. А она поплыли, и поднялись вверх по откосу. «Смотрим, а под сосной что-то блестит, — рассказывали близнецы. — А это была молния от куртки. Сосна большая, и корни прямо такие… голые. Кто-то куртку под эти корни сосны затолкал и землей присыпал».
Укушенный шершнем глаз Харитонова уже принял нормальный вид. Архитектор торопился в Москву и решительно отказался диктовать Зыкину свои показания. Но это опер ему простил, потому что на этот раз показания были подтверждены вещдоком. Показания он сам напишет, а подписать их и потом можно будет.
Зыкин держал куртку в руках, и душа у него пела. На хлопчатобумажной, бежевой, испанского производства верхней одежде следов крови обнаружено не было. А это значит, что куртка была снята с убитого до того, как он упал и напоролся на торчащий штырь. Зато следов пыли и грязи обнаружилось предостаточно. И какая вырисовывается картина бытия? Некто в церкви убил (а может быть только оглушил) вышеозначенного Шульгины, снял с него куртку и столкнул с кровли церкви. А куртку потом спрятал на другой стороне реки. Но на лодке-то он плыл в воскресенье, после того, как стрелял в господина Шелихова. Что же это он все плавает туда-сюда? Можно, конечно, предположить, что в воскресенье он эту куртку просто перепрятал с глаз долой, думая, что до того берега никто не доберется.
Зачем он спрятал куртку? Чтоб никто не узнал фамилию убитого. Но паспорт и деньги этот некто в куртке оставил. Зачем? Проще ведь паспорт уничтожить, чем под сосну прятать. Вывод один — либо очень торопился, либо боялся. А может быть и то и другое вместе.
Но главное — стрелял чужой. Теперь простор для поиска был действительно необъятный.
24
Возвращаясь из больницы, Никсов на Кутузовском проспекте попал в пробку. В первый момент он даже не огорчился, более того подумал — вот кстати! Можно никуда не торопиться и сделать, наконец, нужный звонок. Давно пора перемолвиться с деревенским опером, как его… Валерой. Да, да, Валерой Зыкиным из города Кашина. Про фотографию трупа можно забыть, пока она не нужна, но поговорить-то надо! Может быть, он там что-нибудь на месте и накопал.
Дозвонился он до опера только после получасовой, почти непрерывной работы. Слышимость была отвратительной. Даже простейшая задача — объяснить оперу, кто звонит — поначалу казалась невыполнимой. Но преодолел, доорался. Никсову даже показалось, что Зыкин обрадовался его звонку, потому что тут же стал давать информацию. Оказывается, он обследовал всю округу и нашел «стоянку». Чью — не уточнялось, надо полагать, это не была стоянка первобытного человека. Может, он амнистированных нашел вместе с похищенным «Запорожцем»?
— Их двое было, в церкви… Следов наследили! — продолжал надрываться Зыкин. — Потом подрались. Один другого убил, а после с крыши столкнул. Вскрытие подтверждает… Вскрытие, говорю…
«Это он про убитого Андрея Шульгина, — догадался Никсов. — Надо иметь совесть и немедленно сообщить оперу все данные по трупу».
Теперь пришла очередь Никсова драть голосовые связки:
— Валера! Я знаю фамилию убитого, — прокричал он в трубку. — Записывай. Ты записываешь?
Мобильник вдруг закряхтел, а сидящий в соседнем «жигуле» мужик высунулся по пояс из окна, с интересом прислушиваясь к разговору. Дамочка в синей «вольво», стоящей перед «жигулями», оторвалась от спиц — и в пробке времени не теряет — и вытаращила глаза на Никсова. Тот быстро закрыл окна. Лучше задохнуться, чем распространять секретную информацию на всю округу.
— Ты записываешь? — вернулся он к разговору с Зыкиным.
Нет, опер не записывал, он вообще не слышал Никсова. Далекий голос был слаб, как пульс умирающего.
— Я нашел объезд… в церкви, — каждое слово давалось мобильнику с трудом.
— Что? Какой объезд?
— Объезд в церкви захороненный.
— Повтори. Не понимаю ничего.
— Ну объезд, которым стрелять, — обиделась трубка. Затем очень внятно и важно она произнесла: — Это чувствительный фактор, — и звук исчез навсегда.
Все попытки еще раз достучаться до города Кашино ни к чему не привели.
Однако, это черт знает что! Уже час тут торчим! — обозлился Никсов. Машины стояли затылок в затылок, не было видно ни конца, ни края этого потока. А жарища… асфальт мягкий, как торф. Перед глазами возникла фантастическая картинка — а ну как все это машинное стадо впаяется в асфальт на вечные времена. А случись что — людям по крышам бежать? Одна радость — его «фольсваген» занимал крайнюю левую полосу, значит можно будет в экстремальной ситуации открыть дверцу и выпрыгнуть наружу. А пока можно просто выйти и размять ноги.
Инну за рулем красного «мерседеса» он увидел не сразу. Ее машина находилась метрах в пятнадцати от его собственной в другом потоке, они ехали в разных направлениях. Видимо, Инна направлялась в больницу к Леве. Недолго думая, Никсов направился к ее «мерседесу». Дверцу нельзя было открыть полностью, и ему стоило немалого труда просунуться в образовавшуюся щель.
— Здрасте!
Инна смотрела на него в немом изумлении.
— Как вы меня здесь нашли? — сказала она, наконец. — И что такое могло случиться, если вы отыскали меня в подобной ситуации?