Летний домик, позже

Герман Юдит

«My heart is down, my head is turning around, [8] — поет Нора, а потом хихикает: — Кэт. А что же будет с Кэтом?»

«Не знаю, — говорит Кристина. — Я приезжаю, живу, потом уезжаю. Что тут еще может быть».

Когда вечером Кэт подсаживается на веранде к Кристине, Каспар и Нора встают, идут в дом и закрывают за собой дверь. Кристина удивленно оглядывается, хочет что-то сказать, но не говорит. Кэт молча сидит рядом с ней, Кристина тоже молчит, они смотрят на лужайку, вдали что-то горит, ветра нет, Кристина чувствует, как Кэт кладет руку ей на голову, стягивает с волос резинку, волосы падают ей на плечи. Кэт наматывает прядь себе на палец, потом распрямляет ее, гладит, у Кристины

по коже бегут мурашки. Кэт обнимает ее шею. Кристина склоняет голову и закрывает глаза, рука Кэта тихонько нажимает на шею, у нее кружится голова. «Нет, — говорит Кристина, — нет». Она встает и забирает у него резинку для волос, Кэт тихо смеется, шлепает себя по бедрам. На кухне сидят Нора и Каспар, молча, с напряженными лицами. «Большое вам спасибо, — говорит Кристина. — Спасибо большое, но это было не нужно, черт подери!» Она захлопывает за собой дверь, закрывает ее на засов.

8

Мое сердце упало, моя голова закружилась.

«Повезло», — говорит Каспар. «Кому повезло, Кристине или Кэту?» — спрашивает Нора.

Через два дня возвращается Лави. Она совершенно неожиданно появляется на холме и стоит там, ее сопровождают две женщины, одна держит над ней зонтик, другая держит на руках ребенка. Лави стоит неподвижно, смотрит на дом. Кэт сидит на голубом стуле, глаза, как всегда, наполовину прикрыты, непонятно, видит ли он ее. Нора и Кристина, собравшиеся на пляж, стоят возле джипа и смотрят на Лави, «Это — она», — думает Кристина, затаив дыхание. Женщина упрямо продолжает держать над Лави зонтик. Лави вперилась глазами в дом и стоит, скрестив руки на груди, подойти ближе она не пытается. Кажется, Кэт способен все это выдержать. Нора и Кристина стоят неподвижно. Кэт вдруг встает со стула, спрыгивает с веранды и идет прямо на Лави с ожесточенным лицом, он делает пять шагов, семь, двенадцать, Кристина считает. Он останавливается прямо перед Лави.

Белый зонтик слегка покачивается. Лави что-то говорит, Кэт что-то ей отвечает. Они стоят друг перед другом, «Что она сказала, что она сказала?» — шепчет Кристина, «Я не поняла», — говорит Нора.

Кэт разворачивается и идет домой. Лави смотрит теперь на Нору и Кристину. «Она колдует!» — шепчет Нора, хватая Кристину за руку. Кристина слышит, как часто бьется сердце. Лави хватает зонтик, быстро складывает его, женщины качают бедрами и исчезают мгновенно, так же, как и появились.

Кэт сидит на голубом стуле. Кристина каждые пять минут выходит на веранду, ходит вокруг него, поливает азалии, носит в дом водяные орехи. Кэт не реагирует. Так он сидит два часа, потом встает и молча уходит за дом. Кристина знает, что он идет в Стоуни Хилл по кратчайшему пути, по которому может идти только тот, у кого в руке мачете и в душе — ярость.

Игра называется «представим-себе-чью-то-жизнь». В нее можно играть, если сидишь вечером у Брентона, на ступеньке лестницы, ведущей в его магазин, в темноте, с сигаретой и со стаканом ром-колы. Если держишь на руках маленького спящего ребенка, курчавые волосики которого пахнут песком. «Представь, — говорит Нора, — что это твой ребенок у тебя на руках, он устал от долгого жаркого дня. Кэт — твой муж. Он играет в домино, попивает ром. Ты качаешь ребенка и ждешь, пока он не наиграется, тогда вы идете домой по улице Стоуни Хилл, фонарей нет, над вами только звезды. Кэт несет ребенка, идет впереди тебя, он, разумеется, очень сильный, потому что работает целый день в поле. Итак вы идете ночью, сквозь джунгли, порой он должен прокладывать путь своим мачете, и это каждый раз производит на тебя впечатление». Нора задерживает дыхание, Кристина шаркает ногой и нетерпеливо произносит: «Дальше!»

«Итак, — говорит Нора. — Конечно, вы друг с другом не разговариваете, да и о чем тебе с ним говорить. Он лучше всех режет коз, он самый крепкий работник, у него есть хижина в горах, под матрасом припрятано немного денег. Это уже кое-что. Ты счастлива,

живя с ним, еще и потому, что тебе завидуют все женщины поселка. Придя в свою хижину, вы укладываете ребенка и потом спите друг с другом. Вероятно, в темноте. После этого ты засыпаешь, а завтра наступает новый день, и ты уже вообще не помнишь, что когда-то было что-то другое».

Кристина курит, слушает и смотрит на Кэта, играющего в домино, он иногда тоже поднимает глаза и смотрит на нее, усмехается. Нора смачивает слюной комариные укусы, растирает, говорит: «Ну давай. Твоя очередь».

«А когда все уходят, — говорит Кристина, — ты целуешь Брентона, выключаешь радио, закрываешь в магазине все окна, и становится тихо. Вы убираете стаканы, бутылки, считаете выручку. Вы решаете, что купить прежде — еще один холодильник или портативный телевизор, о котором вы давно мечтаете. Брентон хороший муж. Он продает ром, сигары, хлеб, пластырь, бумагу и карандаши. Люди говорят, что под матрасом у него припрятана кругленькая сумма, от тебя он это не скрывает. Брентон мягкий, он еще ни разу не ударил человека; еще люди говорят, что он у тебя под каблуком. Все как обычно — он тебя очень любит, а больше всего — твои волосы. Вы выгоняете из хижины кур, впускаете собак, выкуриваете еще по одной сигарете и после этого гасите свет. Я думаю, вы спите на маленьком раскладном диване, там, в глубине магазина; ребенок, я не знаю, может быть, в правом ящике под стойкой. Брентон прижимается к твоей спине, его руки обвивают тебя, и ты засыпаешь. И все хорошо».

Нора смеется, Кристина толкает ее плечом, ребенок у нее на руках дышит тихо, шевелит ручками во сне.

Ураган проносится над Коста-Рикой, рушит отели, устраивает наводнение, погибают два рыбака. После этого он возвращается в море и останавливается в двустах километрах от Острова. Кристина сидит у подножья холма и осматривает горизонт. Радио по-прежнему передает предупреждение об опасности двенадцать раз в день. Клубы пусты: по словам островитян, все туристы уже несколько дней как покинули остров. Из посольства звонят и спрашивают, не хочет ли Каспар вылететь в Штаты. Каспар отвечает, что не хочет. Он нервничает. Меньше, чем обычно, работает на полях своей фермы, вместо этого чинит крышу дома, ставни, складывает в погребе водяные и кокосовые орехи. Жители Стоуни и Сноу Хилл приходят с корзинами на головах и составляют эти корзины в его доме.

«Я хочу, чтобы он пришел», — говорит Кристина, сидя у подножья холма. Она заслоняет глаза ладонью, небо белое и безоблачное. «Я хочу, чтобы он пришел, черт бы его побрал».

«Когда он придет, ты от страха наделаешь в штаны, черт бы тебя побрал, — говорит Каспар, стоящий за ее спиной, он смотрит на ее загорелую шею, на шелушащиеся плечи. — Ураган — это не телешоу. Ураган — это кошмар. Ты хочешь, чтобы тебя что-то избавило от необходимости принятия решений. Но пожалуйста — пусть это будет не за счет всего Острова, не за мой счет».

Кристина быстро поворачивается к нему. У нее преувеличенно удивленное лицо. Каспар бледнеет, кусает губы.

«Послушай, — тихо и злобно говорит Кристина, — что ты такое несешь, а?»

«Я звонил в твою авиакомпанию, — шепчет Каспар в ответ. — Ты можешь запросто вылететь через два дня, они летают до конца недели, и только тогда, когда ты вернешься домой, тогда только у тебя все это и пройдет».

Кристина не отвечает. Трава под ее мокрыми ступнями жесткая и колючая. «Я бы хотела иметь такие подошвы, как у Кэта, — думает она, — как скорлупа, и ходить тогда не больно». Нора стоит на веранде и наблюдает за ней, Кристина сидит неподвижно, Нора поворачивается и уходит в дом.

Конечно, Кристина поцеловала Кэта в этот последний вечер. Каспар не хотел ехать к Брентону, а Кристина хотела, и Нора хотела, и они поехали. Каспар вел джип по каменистому спуску. Тьма была кромешной, и в ней — этот невыносимо яркий свет дальних фар; огромная ночная бабочка, распластавшаяся по ветровому стеклу, Кристина в страхе схватила Нору за руку. Внизу у Брентона были дети, наигравшиеся в футбол, старики со своим домино, Брентон купил новый холодильник, Кэта нигде не было видно.