Летний остров
Шрифт:
Руби долго молча смотрела на мать, потом тихо произнесла:
– Я тебе верю.
И Нора поняла, что исцеление началось.
Глава 19
Руби скрылась в своей спальне.
«Бывало, я приходила в себя, лежа на полу в кухне, и не могла вспомнить, что со мной происходило днем. Целые часы начисто выпадали из моей памяти».
Она представила, как мать страдала от одиночества, как была напугана… Руби знала, каково это. Хуже всего, когда глубокой ночью лежишь без сна
Руби достала из ящика блокнот. Она уже поняла, что, когда перенесешь свои мысли на бумагу, это успокаивает, а успокоиться ей было совершенно необходимо. Она села на кровать, поджав ноги, положила блокнот на колени и принялась писать.
Я привыкла думать, что суть человека понять легко, она видна отчетливо, как чернила на белой бумаге. Но теперь я в этом не уверена. Может быть, истина скрыта где-то глубоко, под слоями шелухи. Так, кажется, принято считать?
Моя мать лечилась в психиатрической клинике. Это ее последнее откровение, точнее, одно из откровений – их было так много, что не сосчитать.
Сегодня вечером мама нарисовала портрет нашей семьи, и ее глазами я увидела людей такими, какими никогда не представляла: неверный муж-пьяница и задавленная, глубоко несчастная жена. Почему я не замечала этого раньше? Неужели дети настолько слепы и живут лишь в своем собственном мире?
Мама была права, скрывая от меня правду. Даже сейчас я предпочла бы пребывать в неведении. Иногда узнать, откуда мы родом, бывает невыносимо больно.
Зазвонил телефон. Вздрогнув от неожиданности, Руби бросила блокнот на кровать и потянулась к трубке.
– Алло?
– Руби?
Голос Кэролайн звучал тихо и как-то необычно. У Руби сжалось сердце от недоброго предчувствия.
– Что случилось?
– Случилось? Ничего. Разве я не могу позвонить младшей сестренке просто так?
Руби прислонилась к изголовью кровати. Голос Кэролайн звучал уже лучше, но смутное ощущение некоего неблагополучия не покидало Руби.
– Конечно, можешь, просто мне показалось, что ты…
– Что?
– Ну, не знаю… устала.
Каро рассмеялась:
– У меня двое маленьких детей и кот, который сто раз на дню отрыгивает клубок волос. Я всегда усталая.
– Каро, это правда? Материнство действительно высасывает из тебя все соки?
Сестра ответила не сразу.
– Когда-то я мечтала побывать в Париже. Теперь мечтаю побыть одна хотя бы в туалете.
– Бог мой, Каро, как вышло, что мы никогда это не обсуждали?
– Обсуждать-то нечего.
Руби вдруг поняла, в чем дело, и попыталась облечь смутную догадку в слова:
– Это неправда. Когда мы беседуем по телефону, то всегда говорим обо мне –
– Мне нравится жить твоей жизнью.
Руби не сомневалась, что это ложь, а правда заключается в том, что она эгоистка. Она не создает взаимоотношений, она коллекционирует фотографии людей, а потом обрезает по краям все, что не вписывается в картину, которую ей хочется видеть. Но эти края тоже важны.
– Каро, ты счастлива?
– Счастлива? Конечно… – Сестра заплакала.
Руби не могла равнодушно слушать эти тихие всхлипы.
– Каро?
– Извини, у меня был тяжелый день.
– Только один?
– Я не могу сейчас об этом говорить.
– Что в нашей семье не так? Почему мы никогда не говорим о том, что действительно важно?
– Поверь, Руби, разговоры ничего не решают. Лучше просто жить.
– Раньше я тоже так думала, но здесь я узнала много нового и учусь…
– Руби! – послышался голос Норы. Она, по-видимому, стояла внизу у лестницы. Руби прижала трубку к груди, закрывая микрофон.
– Я сейчас! – крикнула она и продолжала уже в трубку: – Каро, мне нужно идти. Почему бы тебе не приехать к нам с ночевкой?
– Я не могу. Дети…
– Оставь их разок со своим красавчиком. Ты же не приклеена к дому.
Кэролайн невесело усмехнулась:
– Пожалуй, ты попала в точку.
– Каро, мама не такая, как мы думали, – мягко сказала Руби. Кажется, она уже говорила эти слова, но тогда не в полной мере осознавала их силу. – Она… хранительница наших воспоминаний. У нес есть ключ к пониманию того, кто мы такие. Ты должна приехать.
Кэролайн помолчала, вздохнула и тихо призналась:
– Я боюсь.
Руби ее поняла. Еще неделю назад не поняла бы, но сейчас другое дело.
– Ничего с тобой не случится. – Руби помолчала, подыскивая слова. Очень важно было правильно сформулировать то, что она узнала об их семье. – Тебе кажется, ты должна носить все в себе и, если выпустишь хоть что-то наружу, рассыплешься па мелкие кусочки и не будешь знать, кто ты.
– На самом деле все не так. Скорее, это… как открыть глаза в темной комнате. Ты боялась, что ничего не увидишь, но на самом деле кое-что видно, и ты чувствуешь себя сильнее. – Руби засмеялась. – Кажется, мои рассуждения похожи на бред Оби Вана под кайфом.
– Вот это да! – Каро шмыгнула носом. – Кажется, моя младшая сестренка наконец повзрослела.
– Ну да, незадолго до менопаузы. Впрочем, я всегда была талантливой, лучшей в классе, помнишь?
– В вашем классе было десять человек.
– И трое из них вылетели из школы. Давай, Каро, приезжай к нам. Побегаем по берегу, как раньше, выпьем текилы, потанцуем. Давай наконец-то разберемся, кто мы есть.
– Руби! Ты меня слышишь? – На этот раз мать кричала во все горло.
– Мне нужно идти. Я люблю тебя, сестренка.