Летняя гроза
Шрифт:
С помощью Джереми Ветер быстро встал на ноги. Хотя Джереми и хвалил Грозу за то, что она прекрасно врачевала раны Ветра, его собственные, более обширные знания в области медицины сейчас очень пригодились. Привыкший лечить животных, которым часто приходилось восстанавливать подвижность конечностей и мышц, он долго и упорно занимался с Ветром, когда кости воина достаточно хорошо срослись. Джереми придумывал специальные упражнения, чтобы разработать суставы и укрепить кости, не причиняя им вреда.
Под его руководством и наблюдением Ветер стал быстро восстанавливаться и вскоре уже мог ходить, лишь немного прихрамывая. Через некоторое время после снятия швов он снова смог пользоваться левой рукой, которую Гроза считала безнадежно искалеченной. Хотя рука немела и очень болела к концу дня, она вскоре почти полностью восстановила прежнюю подвижность. Возможно, она никогда не станет такой же красивой и сильной, как когда-то, но Ветер был рад и тому, что у него нормально действуют обе руки. По мере выздоровления Ветра многочисленные рубцы на его теле начали бледнеть, и через некоторое время остался всего лишь один заметный шрам, который немного испортил его красивое лицо.
— Теперь у тебя появилась особая примета, — сказала ему Гроза. — К тому же этот шрам делает тебя более свирепым, что замечательно для воина.
— Я не хочу выглядеть слишком свирепым, — сказал он, увлекая ее с собой на циновку, — иначе я могу напугать свою любимую молодую жену, и она больше не захочет делить со мной ложе.
Когда их губы встретились, она прошептала:
— Я всегда буду рада сделать это, Вольный Ветер. — Полная страстного желания, Гроза начала отвечать на его горячие ласки и через некоторое время позабыла обо всем на свете.
Внезапно она вспомнила, что Джереми нет в их вигваме. Немного отстранившись, она спросила прерывающимся от страсти голосом:
— Ветер, а где Джереми? Я не хочу, чтобы он вошел, когда мы будем заниматься любовью.
— Джереми сегодня переночует у Двух Стрел. Я сказал ему, что хочу побыть наедине со своей застенчивой женой.
Яркий румянец вспыхнул на щеках Грозы, и она зарылась лицом в плечо мужа.
— Он же догадается, чем мы тут занимаемся, — стыдливо простонала она.
Грудь Ветра под ней начала сотрясаться от смеха:
— Только дурак не догадается.
Он потянул Грозу к себе, заставив лечь на него.
— Сегодня ночью, пока я еще полностью не набрался сил, тебе придется потрудиться. — Его темные глаза лукаво засверкали, а краска на ее лице стала еще гуще от этих слов.
— Ты уверен, что уже достаточно здоров? — колеблясь, спросила она. — Я не хочу причинить тебе боль.
— Золотистые Глаза, я уж точно умру от боли, если ты не займешься со мной любовью сегодня ночью, — успокоил ее Ветер. — Доставь мне удовольствие, любовь моя, — прошептал он, наклоняя ее к себе и приникая к ее груди горячими губами. — Доставь мне такое же удовольствие, которое я постараюсь доставить тебе.
Это была великолепная ночь. Прикосновения языка Грозы словно дразнили Ветра, ее влажные губы нежно целовали каждый дюйм его бронзового тела. Затем она начала покрывать его кожу страстными поцелуями, опаляя его раны горячим дыханием, как будто хотела излечить их одной лишь своей любовью. Легкими прикосновениями кончиков пальцев она возбуждающе ласкала мужа.
Ветер осторожно расплел ее косы, и шелковистые волны упали на них, как ночное покрывало, отгораживая от всего остального, кроме всепоглощающей страсти. Длинные волнистые волосы тихонько щекотали бедра и живот Ветра, в то время как губы Грозы продолжали соблазнять его. В его горле раздался звук, подобный довольному урчанию какой-нибудь большой кошки. Быстрым движением Ветер снова притянул Грозу на себя, обвив ее длинные ноги своими ногами. Держа руки на ее бедрах, он приподнял ее над собой.
— А ну-ка оседлай дикого жеребца, которого ты пробудила, — попросил он, глядя сверкающими глазами в ее глаза. — Посмотрим, сумеешь ли ты укротить его своим нежным теплом.
Одно быстрое погружение, и они соединились. Крик удовольствия сорвался с губ Грозы, ее сразу же начали сотрясать толчки, как будто в ней находился эпицентр большого землетрясения. Когда спазмы прекратились, она начала двигаться, а Ветер, держа руки на ее бедрах, задавал нужный ритм ее движениям. Затем чудесное желание начало возникать вновь, становясь все сильнее и сильнее, ускоряя ритм их неистовой любовной схватки. Прильнув к Ветру, Гроза шептала его имя и бесчисленные похвалы, потом в экстазе откинулась назад, полностью отдавшись страсти, которую он в ней пробудил.
Вместе они познали волшебное великолепие блаженства, окутавшего их пылающим жаром разделенного восторга.
В последующие дни поведение Джереми сильно изменилось. Вечерами он сидел в их вигваме, угрюмо глядя в огонь и почти не разговаривая. Он не был грубым, но теперь мало участвовал в общей беседе, и тесные дружеские отношения между ними тремя, казалось, были разрушены. По крайней мере со стороны Джереми.
Однажды вечером, когда Гроза дружески разговаривала с обоими мужчинами, Джереми внезапно вскочил на ноги и стремительно вышел из вигвама, не сказав ни слова. Гроза в недоумении посмотрела на Ветра.
— Что это с ним происходит в последнее время? — размышляя вслух, спросила она.
В ответ Ветер лишь покачал головой. Он подозревал о том, что волновало его друга, но, если это было правдой, Джереми должен был справиться с этим сам. В данном случае Ветер ничем не мог ему помочь. Это было делом чести, гордости, дружбы и любви. Все эти чувства боролись сейчас в сердце Джереми, но Ветер мог этому только посочувствовать. Он достаточно хорошо знал Джереми и был уверен, что честь и дружба в очередной раз одержат победу в этой нелегкой борьбе.
Гроза встала и пошла к выходу из вигвама.
— Думаю, мне надо пойти за ним и узнать, что его тревожит. В последнее время он так странно ведет себя.
Ветер взглянул на обеспокоенное лицо жены. В первое мгновение он хотел сказать ей, чтобы она не ходила за Джереми, но затем передумал, решив, что так будет лучше. Возможно, разговор с Грозой прояснит ситуацию и затуманенное сознание Джереми.
— Возьми накидку, — посоветовал он. — Ночной воздух очень холодный.
Гроза нашла Джереми на краю опушки. Он стоял, прислонившись к стволу дерева, курил сигару и угрюмо смотрел на голые ветви деревьев. При появлении Грозы мрачно взглянул на нее и проворчал: